— Нет теперь у старицы ни ключей, ни пластинки со створными знаками, у Колдунова они, у вашего таинственного гостя из верхней горницы. За сладкое винцо и за колоду карт отдала их Нимфодора. — Капитан шагнул к Анфисе и протянул ей руку. — Вы спасли нас, спасибо вам. А вы вернетесь, конечно, в Детинец?
— Мне возврата в Детинец нет. — покачала головой девушка. — Страшно мне в Детинце, будь он трижды пр amp;клят, гнездо змеиное! Я с вами отсюда уйду и в посады побреду. С народом жить буду.
Косаговский молча обнял Анфису.
— С нами пойдете? Очень хорошо! — ласково посмотрел на девушку капитан. — Идемте, товарищи! До двенадцати ноль-ноль мы далеко уйдем, у таежных охотников на их хуторах будем.
— Митьша, вставай! — затормошил проснувшийся Сережа все еще спящего друга. — Подземным ходом пойдем! Как Том Сойер. Красота! — сиял глазами Сережа.
— Ас тобой, Савва, не знаю, что делать, — посмотрел Ратных на попа. — В мир пойдешь не один ты, все посадские в мир уйдут. Найдем мы дыру!
— Кормилец, когда это еще будет! Сейчас возьми! — упал поп на колени. — Муторно жить в нашем граде богоспасаемом. У нас всех скрозь и подряд бьют и дерут немилосердно. Посадник мужика кнутом отодрал; тот, пришед домой, жену за волосья оттаскал; женка со злости сынишку шлепнула; тот собаку пнул; та на кошку бросилась, а кошка в сердцах мышь на клочья порвала. Вот как живем, родимый! Разве ж это жизнь? В мир без памяти хочу!
— Разрешите доложить, товарищ капитан? — вытянулся по-строевому Птуха. — Нельзя попа в нашу команду брать. Я преподобного свечкодуя насквозь вижу и еще на аршин под ним! Он из семи печей хлеб ест, и нашим и вашим пляшет!
— Слезно тебя молю — не подпускай к себе близко деда. Не подпускай! Предаст, Иуда! — взволнованно сказал Истома.
— Внучек, чаделько, что говоришь? — пополз поп на коленях к внуку, потом пополз к мичману. — Федя, и ты на меня? Погибели моей хотите? Мне одна дорога — в мир, в город Одессу! Шибко хорошо ты о нем рассказывал, Федя.
— Иди ты!.. — гаркнул было мичман, но, оглянувшись на Анфису и мальчиков, сбавил тон. — Да я тебя, божью дудку, с Потемкинской лестницы спущу! Все ее сто девяносто две ступени спиной пересчитаешь!
— Савва! — окликнул попа Ратных.
— Аюшки, Степанушка, дорогой!
— Говори: предашь нас при случае?
— Николи! Крест целую! — искательно заиграл глазами поп. — В миру кабак открою. Дорогими гостями будете, — поклонился он мирским.
— Пустите Дуньку в Европу! — засмеялся Косаговский.
— Ладно, берем, язви тебя! — согласился, улыбнувшись, капитан. — Пивом в ларьке будешь торговать, честной народ на пене обжуливать.
— Смотрите на него! Опять вывернулся, как намыленный! — удивился сердито Птуха.
2
Обе двери, из собора в подполье и из подполья в подныр, имели внутренние железные засовы. Мичман задвинул их и сказал весело:
— Добро! Теперь наш тыл обеспечен. Погони можем не бояться.
— Не будет погони до завтра, до полудня, — откликнулся Косаговский. — Начинается наше подземное плавание!
— Семь футов под килем! — подхватил Птуха. В белом каменном коридоре снова зашевелились тени на стенах. Они крались, передвигались, кидались под ноги, пугая Митьшу. В конце коридора мичман остановился и крикнул:
— Стойте! Кто свечи здесь положил?
В нише, вырубленной в каменной стене, лежали толстые свечи. Фитиль одной из них был обожжен. Ратных понюхал. Пахло гарью.
— Батюшка сказывал мне, что свечи по всему подныру лежат, — объяснила Анфиса. — Не сказал только, когда и кто их положил.
— Недавно положили, — ответил капитан. — Те положили, кто по подныру частенько ходили.
Савва молча сгреб свечи и сунул их в карман подрясника.
— Вот поповская натура! — засмеялся Птуха. — Не может хладнокровно на свечу глядеть — сразу в карман тянет!
Выйдя из коридора в большую пещеру, остановились. Истома поднял подсвечник, осветив три знака над тремя подземными ходами.
— Крест! — взглянув на плитку, крикнул капитан. За большой пещерой снова начался коридор. Он извивался ящерицей, то круто поднимался, то скатывался вниз. И снова были разветвления, и снова капитан кричал передовому Истоме, под какой знак сворачивать.
И снова шли один за другим по подземным коридорам и пещерам. Впереди шел Истома с семисвечником, а последним поп Савва, тоже с зажженной свечой. Сухие и чистые коридоры после очередной развилки сменились мокрыми. Со стен и потолка, покрытых слизью, закапало, под ногами захлюпала грязь, появились лужи.
— Мы сейчас под Светлояром идем, — остановился Косаговский и посмотрел на потолок. — Это его вода сочится. А придет время — прорвется сюда озеро и затопит эти катакомбы. Не боишься, Сережка? — улыбнулся он брату.
А Сережа замирал от страха и восторга. Совсем как у Тома Сойера получается! Только летучих мышей нет, которые так напугали Бекки Тэчер. Что летучих мышеи нет — это, пожалуй, хорошо. Противные! А вот чтобы под озером идти, такого даже у Тома Сойера не было.
И обидно же будет, если Колька с Забайкальской не поверит этим подземным приключениям. А ведь не поверит, скажет: заливаешь, Сережка!