Сказание о Шарьяре

Край чудес, любви, волшебства

Оказался недостижим!

Ах, голубка моя Анжим,

Ты всегда разумной была,

Что мне делать, как поступить,

Ты одна бы сказать могла,

Ты одна бы понять могла

Глубину потери моей:

Никогда не увидеть мне

Луноликой пэри моей!

Никогда не увидеть мне

Этой родинки между бровей,

Эти две волнистых косы

И глаза лучистей росы,

Никогда обнять не смогу

Этот девственно-стройный стан,

Никогда сорвать не смогу

Этот яркоцветный тюльпан,

Тщетно был я упрям и смел —

Пораженье я потерпел:

Той, что грезилась в тайном сне,

Наяву не увидеть мне!

Да и сам я теперь пропал

Среди этих снегов и скал,—

Не нашел я, чего искал!

Не увижу теперь никогда

Башни нашей Белой Орды,

Всех друзей постигла беда,

Не уйти и мне от беды,—

Знаю, близок и мой черед,

Нас единая участь ждет —

Скоро смерть и меня возьмет!»

Так стонал, тосковал батыр,

Безрассудство свое кляня,

И сквозь слезы шептал батыр,

Обнимая шею коня:

«Ты один остался со мной,

Друг любимый, друг вороной!

За мечту, за дерзость свою

Заплатил я страшной ценой:

Погляди, как я слезы лью,

Погляди, как душой скорблю

О бойцах любимых моих,

Дорогих побратимах моих!

Что ж нам делать теперь, ответь

Горы сможем ли одолеть?

Или в этом тяжком пути

Суждено и нам умереть?

Или голосу разума внять —

Повернуть поскорее вспять?

Нет, мой конь, мой друг вороной,

Видно, мы — породы одной:

Не привыкли мы отступать!

Говорила старуха мне,

Что к чудесной ее стране

Надо месяцев шесть скакать,

А прошло еще только пять.

Значит, сам теперь посуди:

Если мы не сбились с пути,

Чтоб достигнуть цели моей —

Тонкобровой пэри моей,

Той, что всех на свете милей,

Целый месяц еще впереди!

Целый месяц мук и невзгод,

Целый месяц пути по горам,

И никто не расскажет нам,

Что еще нас в дороге ждет —

Злые дэвы, адский огонь

Иль бесчисленные враги?

Помоги мне, любимый конь,

Мой ни с кем несравнимый конь,

Ты ведь знаешь все,— помоги!

Клятву сердцу я дал своему,

А уж если поклялся джигит,

Только смерть — оправданье ему,

Если дела не довершит!

Помоги, быстроногий брат,

Нам осталось лишь тридцать дней,

В этой страшной дороге, брат,

Стали мы близнецов родней,

Не желаю я запятнать

Богатырской чести моей,

Помоги мне путь отыскать

К луноликой невесте моей,—

Как ее увидал я во сне,

С той поры вся душа в огне,

С той поры, как хмельной, живу,

И мечтою одной живу —

Дерзновенной мечтой живу:

Повстречать ее наяву!

Но тебя принуждать не хочу,

Грех на душу брать не хочу,

Не обманываю, не хитрю,

А как брату тебе говорю:

Ты согласен ли, друг вороной,

Этот путь продолжать со мной?

Поразмысли — и дай ответ:

Соглашаешься или нет?

Если нет — отпускаю тебя,

Хоть сейчас расседлаю тебя,

И беги дорогой любой —

Может быть, и вернешься домой!

А согласен — не обессудь,

Все труднее будет наш путь,

И не стану тебя жалеть —

Беспощадною будет плеть,

Но и в радости, и в беде

Оставаться будем вдвоем:

Или край заветный найдем

Или в этих горах умрем...

Ты согласен ли, брат,— ответь!»

Был могуч на диво тулпар,

Вороной, ретивый тулпар,

И недаром из лучших коней

Только этого выбрал Шарьяр.

Да, не зря благосклонный взгляд

На него обратил батыр:

Полтораста суток подряд

Через цепи горных громад,

Через чащи и степи скакал

Чистокровный карабаир!

Хоть хозяин и властен был,

Но ценил эту властность конь,

Путь жесток и опасен был,

Не взирал на опасность конь,

Крепко юношу полюбил

За его богатырский пыл,

За отвагу и доброту,

За упорство и прямоту,

И за дерзостную мечту!

Был силен ретивый скакун,

И умен на диво скакун:

Чутко юноше он внимал —

Слово каждое понимал,

Хоть и не было у скакуна

Человеческого языка,

Но была и ему ясна

Человеческая тоска.

На хозяина верный конь

Повлажневшим глазом взглянул,

Ткнулся мордой ему в ладонь,

Языком шершавым лизнул.

А потом на обрыв вбежал,

Вскинул умную морду конь,

Повернувшись к дальней заре,

Шею вытянул гордый конь,

По-тигриному уши прижал,

Каждой жилкою задрожал

И заржал — призывно заржал.

Будто гром, в провалах глухих

Прокатилось ржанье его,

Гулким эхом в скалах крутых

Повторилось ржанье его.

А скакун на восход глядит,

Бьет копытом по краю плит,

Будто юноше говорит:

«Веселей, веселей, джигит!

И в борьбе, и в беде любой,

Что бы ни было,— я с тобой!

И пока не настанет час

Нашей гибели,— я с тобой!

Дальний путь ожидает нас,

Трудно будет еще не раз,—

Веселее, смелей, джигит!..»

И взволнованно воин обнял

Горделивого скакуна,

И растроганно гладить стал

Черногривого скакуна,

Не жалел ни ласк, ни похвал

Для ретивого скакуна,

Между глаз его целовал,

В ноздри чуткие целовал,

Братом радостно называл!

И впервые за много дней,

После смерти стольких друзей,

Снова духом воспрянул герой,

Снова стал веселей, бодрей,

Прояснилось его чело,

И нежданных надежд прилив

В сердце пламенном ощутив,

Снова юноша сел в седло.

И туда, где солнце взошло,

Где на зубьях горной гряды

Нестерпимо сверкали льды,

Как расплавленное стекло,

Снова двинулся богатырь,

Смело ринулся богатырь

В золотую рассветную ширь —

Всем ударам судьбы назло!

Юность Шарьяра и Анжим. Песнь четвертая.

О том,

как ехал отважный Шарьяр

по Ущелью тысячи мертвецов,

как встретился ему

владыка гор — огнедышащий дракон Аждарха