Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии, Турции и Святой Земле. Том второй.

Достойно воспомянуть блаженнейшего моего старца, иеросхимонаха и игумена Герасима. Родом он из Македонии, пятнадцати лет поступил в монастырь, и более пятидесяти лет пребывает в монашестве. Имеет удивительный дар рассуждения. Двести человек у него духовных чад, и всеми управляет, не властительски, но отечески, – кого наказывает, кого наставляет, кого со слезами увещавает, и всех любит, яко отец чадолюбивый. Никогда у него келия не затворяется, яко врачебница. И все братия, духовные его чада, здравии и болящии, спешат к своему пастырю, к духовному своему врачу, и открывают и показывают ему душевные свои язвы. Он же, яко искусный врач, всех врачует и отпускает из келии своей здравых, и каждый исходит в радости и веселии, и поспешает на свое послушание. Он же, проводивши всех, и сам исходит из своей келии. Прежде посещает болящих братий, потом обходит все келии, и посещает всех рабочих и рукодельщиков; потом исходит вне монастыря и посещает всю братию, трудящуюся на разных послушаниях, и сам с ними трудится. И так препровождает дни в беспрестанных трудах. На трудах братию никогда не понуждает, но еще удерживает, и часто приказывает отдыхать. В церкви всегда является прежде всех. Иногда взойдем в церковь, еще из братий нет ни единого, а игумен уже стоит на своем месте. Пищи, кроме общей братской трапезы, не употребляет. Часто в трапезе говорит изустные поучения, и дает братии наставления, а иногда и обличает братские немощи и недостатки; но имя ни чье не объявляет, только дает понимать. А говорит всегда со слезами и с отеческою любовью, и всю братию приводит в слезы. И смотрят на него все братия, как на ангела, и повинуются ему, как Богу, и трепещут его, как царя, а любят его, как отца: и доверили ему свои души с телесами, как врачу и пастырю и руководителю в Царствие Небесное. И не только одни его чада почитают, но и вся Святая Афонская Гора его ублажает, яко строгого хранителя общежительных иноческих уставов. И я получил от него отеческое благословение, когда отправился в дальний путь, назначенный мне от Бога. Он, по отъезде моем, остался в живых, украшен сединами, яко снег. Прошу Господа, да продлит жизнь ему для общей пользы братий.

Упомяну вкратце о том, как старец Герасим поступал с братией, как немощных немощи носил, гордых подвижников смирял, разрушающих общежительные уставы и своевольников из обители изгонял.

В одно время пришел к нам в обитель монах Аврамий, родом великороссиянин, с Дону, из господ, прежде живший в скиту, и начал проситься к нам в обитель жить, а ходатайствовал за него духовник Иероним; просился с тем, чтобы приняли от него в обитель двадцать тысяч левов, а на послушание не посылали. Игумен спросил: «Что же ты будешь делать?» Он отвечал, что будет Богу молиться. Игумен сказал: «Хорошо; я этому радуюсь. Ежели бы у меня все братия согласились беспрестанно молиться Богу, то я ни одного не послал бы на послушание; потому что настоящее дело монаху есть молитва, а прочее послушание есть поделие, данное для препровождения времени и во избежание уныния. Но ежели бы не было послушания, то бы у меня в обители не осталось двадцати человек; а теперь, когда есть послушание, имеется двести человек; потому что каждому весело и радостно на послушании общем. Есть время помолиться, и есть время потрудиться; есть время вкушать пищу, и есть время спать, потому что каждый имеет плоть и кровь. А кто любит Господа от всего сердца своего, тот может беспрестанно молиться умною молитвой, которой телесные труды не препятствуют, даже еще вспомоществуют. Ежели и ты так можешь молиться, то я тебя приму, и упокою и без денег твоих; а деньги отдай, куда знаешь. А ежели так молиться не можешь, то нам и деньги твои не нужны. Мы в монастыре живем, – не деньги собираем, а души спасаем. А хотя кто и деньги принесет, – мы не отринем, и употребим их на монастырскую нужду, но только тот должен повиноваться всем общежительным уставам, и отсечь собственную свою волю; а мы сверх силы ни на кого ничего не налагаем, а только кто что может понести». Столько был старец игумен Герасим нестяжателен и рассудителен!