Сказание о живой воде

– Надо скорее идти в Город и освободить их, – сказал один из братьев.

– И не только их!

– Ты нашел принцессу Софию?!

– Да! Она нуждается в нашей помощи. Теперь, когда тайна этого лагеря и живой воды раскрыта, мы не можем больше оставаться здесь.

И, наполнив свои фляги живительной водой, они двинулись в путь.

Глава 14 в которой Ингвар своим неожиданным выбором разрушает планы Князя

Идти в Серый Город всем вместе было рискованно, слишком уж привлекали внимание статные фигуры братьев. К тому же, их дорожный фургончик был угнан, и потому они решили идти поодиночке, разными путями. Перед началом городского праздника все они собрались на главной площади перед замком Князя, смешавшись с толпой. Народу было очень много, а потому никто не обратил на них особого внимания. Ингвар держал в руках большую соломенную корзинку, в которой сидел Белый Кот.

В ожидании праздника толпа гудела, как большой пчелиный рой. Такой праздник случался не часто, раз в двадцать лет, а посему на площади собрался почти весь город и жители окрестных поселений. Все ожидали появления Князя. На этот раз он объявил, что тринадцать лучших мужей Города смогут удостоиться руки его воспитанниц, выросших при дворце. И когда, наконец, пред взорами утомленных ожиданием жителей на террасе замка показался Князь, всеобщему ликованию не было предела: народ приветствовал своего владыку рукоплесканиями.

Надо сказать, что ни одна из девушек Серого Города не могла сравниться с воспитанницами Князя по красоте, уму и утонченности манер. Никто не знал, откуда Князь набирал их, и где была их родина. Девушки были так прекрасны, что множество молодых людей соперничали за право обладать одной из них. Никто даже не догадывался, что за этой миловидной внешностью скрывается змеиная сущность. Люди, привыкшие смотреть на внешнее, прельщались этим, становясь марионетками в руках коварного Князя. Дети, рожденные от таких браков, пополняли надежную и преданную армию самого Князя, и город все больше и больше подчинялся ему. Этим Тамас угашал всякий огонь изнутри, имея большие захватнические планы.

По окончании бурных приветствий, Князь вывел и поставил рядом с собой девушек. Почему-то их было четырнадцать. Лица их всех были покрыты вуалью. Толпа одобрительно зашумела. Молодые люди стали приближаться к княжескому балкону, хорохорясь и выпячивая грудь, пытаясь хоть чем-то привлечь к себе внимание.

Тамас, предвкушая удовольствие, прищурил один глаз и скривил губы в некое подобие улыбки. Он взирал на площадь, заполненную людьми, которые со страхом и благоговением устремляли на него свои взгляды. Он чувствовал себя почти Царем, и это «почти» несколько портило радужную картину в его воображении. Тут на террасу к Князю вышла еще одна женщина, в которой Ингвар сразу же узнал жену сапожника. Теперь она не выглядела жалостливой, а наоборот, с надменностью взирала на шумевшее внизу людское море. Она была облачена в черное атласное платье, под стать своему покровителю, а на груди сверкало дорогое бриллиантовое ожерелье.

– Теперь мой господин может быть спокоен – никаких неприятных сюрпризов больше не произойдет! – сказала она.

Князь одобрительно посмотрел на женщину и протянул свою руку. Она, преклонив колено, поцеловала ее.

– Я могу быть очень щедрым и весьма благосклонным к тем, кто верно служит мне. Запомни это, моя девочка! – и он слегка коснулся ее локонов. Та с восторгом смотрела на него. – Встань рядом, сегодня ты заслужила эту честь, – и жена сапожника встала позади него.

Оба они радовались. Один – избавлению от постоянно мешавших ему врагов, а другая – величию и благосклонности самого Князя. В своем ликовании они совершенно не заметили, что внизу, среди толпы, незаметно появились те, кто был причиной их радости. А братья тем временем потихоньку приближались к замку Тамаса.

Девушки вышли вперед, и Князь стал поочередно снимать с них полупрозрачную вуаль. Когда сняли вуаль с первой, сразу же отыскался и ее избранник. Им оказался неуклюжий верзила. Вторая выбрала румяного молодца с чуть свисавшим брюшком. Третья – молодого художника, и так все по очереди, пока не дошли до последней, четырнадцатой. Когда Князь снял с нее вуаль, перед ошеломленной толпой предстала безобразная, уродливая старуха. Все ее желтое лицо было изрезано глубокими морщинами. Тело покрывали жалкие лохмотья, но что-то особенное светилось в ее взгляде. Это был прямой открытый взгляд, полный какого-то внутреннего достоинства. Правда, никто этого не замечал, пожалуй, кроме четырнадцати братьев, которым этот взгляд показался чем-то знакомым.

Толпа разразилась громким хохотом. Собравшиеся на площади стали насмехаться и подшучивать над старухой, тыкая в ее сторону своими сальными пальцами. Князь только подогревал неистовство толпы.

– Ну?! Кто пожелает взять ее себе в жены? – с нескрываемой усмешкой громко произнес он.

– Никто! Никто! Убирайся прочь, гадкая старуха! Ты не нужна нам! Убирайся прочь!