Сказания древа КОРЪ

Часть тринадцатая. ПОСЛЕДНИЕ БОРИСОВИЧИ

Глава I. Рождённый летать

Осенью сорок первого года детский дом за Китайгородской стеной эвакуировали в Уфу. Сирот разместили в особняке, пользовавшемся дурной славой. После революции эту хоромину, раздробленную на коммунальные квартиры, занимали совслужащие. Все с неудачными судьбами (кто спился, кто проворовался и в тюрьму угодил, кому жена в открытую изменяла; беременные жилички, как правило, выкидывали мёртвых). При царском режиме, рассказывали, дом с садом на речной круче, чаще пустовал, чем был наполнен голосами. Всякий раз новые владельцы, въехав в него и пожив какое-то время под его фигурной крышей, давали объявление о продаже недвижимости, недорого запрашивая за неё. А всё оттого, что настоящим хозяином дома было привидение. Нет, никакого фантома никто никогда не видел, но по ночам падали предметы, скрипели, хлопали двери и слышались шаги, вздохи, шелест одежды и шаги, будто ступал кто-то лёгкий в обуви с подковками. «Серебром подкованы», – сходились во мнении свидетели. Нашёлся даже в старом журнале очерк одной гостьи дома, проведшей в нём бессонную ночь. С её слов, эта чертовщина началась сразу после самоубийства одного из первых владельцев особняка Корнина. В Уфе гнездовище невидимого духа так и называли – «дом Корнина».

Когда москвичей рассадили на железнодорожном вокзале по кузовам полуторок, шофёр головного грузовика, высунувшись из кабины, крикнул другим водителям колонны: «К дому Корина!» Дети в одной из машин грохнули со смеху и стали весело колотить своего товарища по спине кулаками, приговаривая: «Борькин дом! Борькин дом!» Боря, как мог, отбивался: «Да пошли вы, ненормальные!» Разумеется, десятилетний мальчик не мог знать, что везут их в дом хозяина золотого прииска на реке Аше по фамилии Корнин, чьи кости давно истлели в заброшенной могиле с наружной стороны ограды православного погоста. Того Корнина тоже звали Борисом. И только недавно родился историк, который не скоро расскажет Борьке-сироте, что он находится в кровном родстве с несчастным золотопромышленником.

В первую ночь на новом месте Борис пробудился по малой нужде. Вылезать из-под одеяла в общей комнате с остывшей печью не хотелось, да пришлось. Сунул голые ноги в сапоги, накинул на плечи пиджачок и пробрался между коек к двери. За ней – коридор, полосами освещённый через окна уличным фонарём. Туалет находился в тёмном тупике. Мальчик направился в ту сторону, и вдруг навстречу ему выступила на свет фигура в чёрном, с белой головой. Раздался ласковый, с приятной хрипотцой женский голос: «Не бойся, Боря, иди». Корнин перевёл дух: кто-то из воспитательниц, наверное, новенькая. Раньше он её не видел. Когда поравнялся с ней, лёгкая, теплая ладонь легла на его стриженную «под нуль» голову. «Ничего не бойся, – сказала незнакомка. – Минуют тебя беды, долго будешь жить. Иди».

Больше никогда он её не увидит.

Гораздо большее впечатление произвела та ночь на дворника деда Агафона, занимавшего в доме каморку на первом этаже при двух царях и при советской власти. За долгую службу в «чёртовом доме» он чуть ли не еженощно слышал шаги. – кто-то «шастал по потолкам и в подполе, за дверьми, в печах и чуланах». А тут, словно по команде, нечистая сила» навсегда покинула «дом Корнина».