Когда «мастодонт» сына остановился напротив асфальтовой дорожки, ведущей через палисадник к подъезду офицерского дома, на дорогу легко выпрыгнул заметно похудевший Андрей Борисович. На нём было цивильное – брюки и рубашка, сандалии на ремешках. Необычный для него наряд. К родителям он приезжал всегда при полном военном параде. Любил офицерский мундир и гордился орденом, который дают за боевые заслуги. Но не это насторожило отца, а улыбка сына – какая-то ненатуральная, вымученная.
– Говори сразу, сын: у тебя заботы? Не болен ли? Марина? Дети?
Андрей Борисович отрицательно покачал головой, прикрылся встречными вопросами, обычными после долгой разлуки близких людей, вновь сел за руль и усадил отца рядом. Они объехали дом, и полковник заглушил двигатель у чёрного входа напротив детской площадки. Извлёк чемоданы из багажника. Только тогда ответил на вопросы родителя:
– И заботы, и всё остальное. В отставке я. Ушёл из армии. Вернее, нужда во мне отпала.
Борис Павлович опустил руки:
– И что теперь?
– Пойду служить капиталисту. Для начала. Там видно будет.
Глава IX. Божественный глагол
Читательское заблуждение полагать, будто автор волен вызвать того или иного героя своего сочинения на любую его страницу по собственному хотению. Такая возможность убывает по мере увеличения стопки исписанных листов, где воображаемый мир получает всё большую самостоятельность в отношении творца, а действующие лица в нём всё чаще зависят друг от друга, вынуждены действовать в согласии с общей конструкцией призведения.
К примеру, мы (автор романа и читатель) расстались с праправнуком чёрного гусара и художника Скорых, когда он студентом-горгяком был; следующая же встреча могла состояться только более тридцати лет спустя. Другие события требовали огласки, другие герои ждали своей очереди.В свои пятьдесят «с хвостиком» лет Сергей Анатольевич, враг табака, умеренный в еде и разборчивый в горячительных напитках, выглядел отлично. Седина, прядями в волосах над небольшим лбом и в бородке, подчёркивала моложаво лицо. Неизбежные следы старости вокруг глаз и в глазах прикрывали тонированные стёкла очков. Физической сохранности небольшого сухого тела способствовала многолетняя экспедиционная работа в Карпатах. Он дышал их воздухом, пил воду ключей; испытывал блаженную нагрузку на все мышцы горного ходока. За тридцать полевых сезонов он прошёл маршрутами по долинам, вдоль и поперёк хребтов не меньше шестидесяти тысяч километров, а это длина трёх земных меридианов от полюса до полюса, многозначительно подчёркивал дед, живописуя внучкам свои путешествия. На зиму он возвращался во Львов для камеральной обработки полевых материалов. Там находилась главная база экспедиции и семейная квартира Скорых. Альвина, тоже геолог, родив первенца, сына Алексея, перешла на научную работу, и город уже не покидала. Они были знакомы со студенческих лет. Сергей, увидев в аудитории девушку редкой красоты, похожей на Лину Кавальери с открытки Елизаветы Ивановны, сразу поставил себе цель. И добился её, несмотря на холодность к своей особе избранницы, избалованной вниманием «принцев», в число которых юный Скорых не входил. Ольга Алексеевна после кончины матери, положенной на кладбище рядом с мужем, выменяла дрогобычскую квартиру на более просторную во Львове, и молодые стали жить с общей теперь мамой-бабушкой до смерти последней. В интервале первых десяти лет семья приросла сыном алексеем и дочкой Олей. Будучи уже автором нескольких книг рассказов и принятый в Союз писателей, самую элитную организацию профессиональных литераторов СССР, Сергей Скорых геологии не изменил. В шутку называл себя «неординарной личностью»: