Киевляне успокоились, а Святослав и Всеволод послали сказать Изяславу: «Всеслав бежал; так не води ляхов к Киеву… если же не перестанешь гневаться и захочешь погубить город, то знай, что нам жаль отцовского стола».
Изяслав послушался братьев и повел с собой только Болеслава с небольшим отрядом поляков, а вперед послал в Киев сына своего Мстислава. Этот Мстислав был человек жестокий; войдя в город, он приказал избить, а частью ослепить тех, которые освободили Всеслава из поруба (всего около семидесяти человек).
Вслед за тем прибыл в Киев и Изяслав с Болеславом и сел на своем прежнем столе; что же касается пришедших поляков, то их распустили на покорм по волостям, причем вскоре они подверглись совершенно той же участи, как и их предки, приходившие с Болеславом Храбрым по зову Святополка Окаянного, а именно: поляки всюду стали держать себя крайне вызывающе и нагло, и всюду же жители стали их тайно избивать; видя это, Болеслав с остатками своего воинства поспешил вернуться в Польшу.
Севши в Киеве, Изяслав тотчас же собрался против Всеслава, двинулся с ратью к Полоцку, изгнал его оттуда и посадил своего старшего сына Мстислава; когда же тот вскоре умер, то следующего – Святополка.
Конечно, Всеслав, изгнанный из своей волости, не думал прекращать борьбы с Изяславом. Он собрал огромные толпы финского племени водь и подошел с ними к Новгороду.
Новгородцы, хорошо помня его недавний набег, закончившийся уводом в полон многих жителей и снятием колоколов и паникадил со Святой Софии, мужественно выступили против него под начальством Глеба Святославовича, пересевшего в Новгород из Тмутаракани, и жестокая сеча произошла под самыми стенами города. В сече этой пало множество води, а сам Всеслав попал в руки защитников города.
Доблестные новгородцы проявили по отношению к Всеславу свое исконное величие духа.
Видя впервые в своих руках пленником князя из Рюрикова дома, богатыря по мужеству, знаменитого своим умом, но преследуемого судьбой, вследствие несправедливости его дядей, новгородцы забыли ему недавние свои обиды и отпустили его ради Бога, взявши, разумеется, клятву, что он не будет на них больше нападать, и отобравши у него крест князя Владимира Ярославовича, который был захвачен Всеславом во время первого его набега на Новгород.
Получив таким образом свободу, Всеслав продолжал с прежней неутомимостью бороться с Изяславом; несмотря на испытанные поражения, он не переставал пользоваться славою мудрого и храброго князя, и богатыри стекались к нему со всех сторон. Быстро собрав новую дружину, Всеслав двинулся к Полоцку и изгнал из него Святополка; тогда Изяслав выслал против него своего третьего сына Ярополка, которому удалось одержать верх над Всеславом; однако эта победа Ярополка была далеко не полная, и Всеслав удержал свой стол в Полоцке.
Убедившись в крайней трудности вести борьбу с Всеславом, Изя слав решил наконец вступить с ним в переговоры. Но переговоры эти не были доведены до конца и прервались самым неожиданным образом для великого князя.
Вот что произошло.
После вступления Изяслава в Киев с поляками дружба между тремя братьями Ярославовичами, казалось, была по-прежнему неразрывной, а киевляне, по-видимому, окончательно примирились со своим князем. Особенно ярко сказалась эта дружба братьев и примирение Изяслава с киевлянами 2 мая 1071 года, когда последовало перенесение мощей святых Бориса и Глеба в новую церковь, сооруженную в городе Вышгороде. Оно было совершено с чрезвычайною торжественностью, в присутствии многочисленного духовенства, бояр и народа. Когда открыли деревянную раку, в которой покоились мощи святого Бориса, чтобы переложить их в каменную, то вся церковь наполнилась благоуханием; при этом митрополит Георгий, родом грек, присланный из Царьграда на место почившего митрополита Иллариона и худо веривший до сих пор святости братьев-мучеников, пал объятый ужасом ниц, моля святых угодников простить ему неверие. Это, разумеется, произвело самое радостное впечатление на князей и на весь народ. Затем была открыта каменная рака князя Глеба, и митрополит благословил рукой святого отрока присутствующих князей. После духовного торжества последовала раздача богатой милостыни всем бедным, а потом большой веселый пир; все разошлись с него, по-видимому, в самых дружеских отношениях.