Сказания о земле Русской. От начала времен до Куликова поля

Тогда же они совершили ряд удачных походов против некоторых пограничных инородцев: голядов, живших в углу между реками Протвою и Окою; сосолов, обитавших близ Колывани, или нынешнего Ревеля, и, наконец, против торков, племени, родственного печенегам и обитавшего по соседству с Переяславской волостью; они были разбиты наголову.

Вскоре, однако, различного рода бедствия, как извне, так и внутри страны, разразились над Русскою землею.

Началу этих бедствий предшествовал, по рассказу летописца, ряд чудесных знамений: река Волхов, вероятно вследствие сильного скопления льдов на низовье, шла пять дней подряд вверх; затем в течение недели на западе появлялась большая звезда с лучами кровавого цвета, а солнце в продолжение некоторого времени утратило свой блеск и восходило без лучей наподобие месяца; наконец, киевские рыболовы извлекли из реки неводом младенца, такого отвратительного урода, что он был ими тотчас же обратно заброшен в воду.

Вслед за этими знамениями начались и бедствия.

В степях, на смену печенегам, наголову разгромленным Ярославом Мудрым в 1036 году под Киевом, появился новый свирепый и чрезвычайно хищный азиатский кочевой народ половцы.

Половцы частью уничтожили, частью потеснили остатки печенегов и торков и прочно заняли Черноморское побережье вплоть до реки Днестр. Свой первый опустошительный набег на Россию они произвели зимой 1061 года, напав на Переяславскую землю, сильно разграбили ее и, захватив богатый полон, удалились на Дон.

Этим набегом началась наша жестокая борьба с новыми степными хищниками – половцами, продолжавшаяся почти без перерывов в течение двух столетий, вплоть до нашествия татар.

Через три года после описанного первого половецкого набега, в 1064 году, началась и первая княжеская усобица.

Причинами этой усобицы было недовольство своею участью князя-изгоя Ростислава Владимировича, сына самого старшего из Ярославовичей, Владимира, славного строителя Новгородского храма Святой Софии, который умер еще при жизни Ярослава и, стало быть, не успел подняться по лествичному восхождению до Киевского стола; вот почему и сын его Ростислав, как изгой, был исключен из общей очереди старшинства и обделен при распределении волостей своими дядями.

Этот князь Ростислав, человек храбрый, предприимчивый и умный, притом такой же добросердечный и великодушный, как его покойный отец, тяготясь своим положением, успел собрать в Новгороде, где он проживал с детства, удалых товарищей и неожиданно напал на Тмутаракань, доставшуюся, как мы видели, Святославу Черниговскому.

Здесь сидел в это время на княжении юный сын Святославов Глеб и мирно занимался измерением по льду ширины пролива из Азовского моря в Черное, когда на него внезапно налетел двоюродный брат Ростислав и изгнал из Тмутаракани.

Конечно, Святослав не замедлил выступить в поход, чтоб вернуть себе Тмутаракань; Ростислав, уважая дядю, говорит летописец, отдал ему город без сопротивления, но как только Святослав удалился, то опять сел в нем княжить, причем весьма быстро покорил себе касогов и другие соседние кавказские народы, пользуясь тем, что Святослав был в это время занят новой усобицей, поднятой полоцким князем Всеславом. Однако Ростислав был вскоре лишен жизни, и притом самым низким образом. Быстрое покорение им окрестных кавказских народов возбудило против него сильные опасения у греков, владевших городом Корсунью на крымском побережье; чтоб избавиться от Ростислава, они подослали к нему одного своего знатного человека, который успел вкрасться в доверие к русскому князю и однажды, когда Ростислав угощал его, грек, налив чашу вина, провозгласил здоровье хозяина и затем, отпив половину, передал ее Ростиславу, чтобы тот допил ее до дна, причем во время этой передачи выпустил незаметно из-под ногтя сильный яд, от которого доверчивый Ростислав и умер на шестые сутки, оставив трех сыновей-сирот: Рюрика, Володаря и Василька; место же его в Тмутаракани опять занял Глеб Святославович.

Так с кончиною Ростислава сама собою окончилась первая усобица между потомками Ярослава; но в это время на Руси шла уже другая усобица, и притом значительно более жестокая, между тремя Ярославовичами с одной стороны и Всеславом князем Полоцким с другой, который считал себя также на положении изгоя, ввиду того, что дед его Изяслав был совершенно выделен из остальной семьи святого Владимира и посажен с матерью в Полоцкой земле, причем, как мы видели, уже у сына этого Изяслава – Бречислава вышла в 1020 году усобица с великим князем Ярославом.

Теперь сын Бречислава Всеслав снова поднял оружие.

Князь этот, немилостивый, по сказанию летописца, на кровопролитие, больной какой-то язвой на голове, которую постоянно скрывал под повязкой и рожденный будто бы от волхвования, оставил по себе память как о чародее за необыкновенное искусство чрезвычайно быстро и скрытно совершать свои походы.