Сказания о земле Русской. От Тамерлана до царя Михаила Романова

30 июня этот совет всея земли – «Московского государства, разных земель царевичи, бояре, окольничьи и всякие служилые люди и дворовые, которые стоят за Дом Пречистой Богородицы, за Православную Христианскую веру, против разорителей веры Христианской», составили приговор, по которому вверили высшее управление всеми делами трем лицам: боярину князю Димитрию Тимофеевичу Трубецкому, боярину Ивану Мартыновичу Заруцкому и думному дворянину Прокофию Петровичу Ляпунову; последние, однако, являлись подчиненными лицами относительно «всей земли» и не имели права своевластно наказывать кого-либо смертной казнью или ссылкой: «А не объявя всей земле смертныя казни никому не делать и по городом не ссылать…» По этому приговору бывшие тушинцы были совершенно уравнены с людьми земских ополчений. Но вместе с тем было указано, что кто получил, пользуясь смутой, сверх меры поместий, то он обязан их возвратить и довольствоваться тем, что ему бы причиталось за службу на основании существовавших ранее порядков Московского государства. Чтобы пресечь бесчинства казаков, в этом же приговоре постановлено: «С городов и из волостей атаманов и казаков свести и запретить им грабежи и убийства». Крестьян же и беглых людей от помещиков велено было отыскивать и возвращать их прежним владельцам.

Конечно, этими постановлениями приговора не могли быть довольны казаки и бывшие воры, причем сильное их неудовольство против себя возбуждал вождь земских ополчений – пылкий, видный и властный Прокофий Ляпунов «всего Московского воинства властель, скачет по полкам всюду, как лев рыкая», который, по словам летописца, и «повеле написати приговор» – по челобитной земских людей. «Начальником же двум, Трубецкому и Заруцкому, та их челобитная не люба бысть».

Особенно ненавидел Ляпунова Заруцкий, совершеннейший изверг по природе. Он был не менее властолюбив, чем Ляпунов, и вместе с тем отличался непомерной алчностью. Заруцкий успел нахватать себе множество вотчин и поместий, с которыми после приговора 30 июня ему приходилось расстаться; вместе с тем было видно, что желание его посадить на царство сына Марины вовсе не пользовалось сочувствием ополчения от земли, начальные люди которого, по словам летописца, «начата думати, что без государя быть нельзя, чтоб им изобрати на Московское государство государя, и придумаша послати в немцы прошати на Московское государство Немецково (шведского) королевича Филиппа… У Заруцково же с казаками бысть з бояры и з дворяны непрямая мысль: хотяху на Московское государство посадити Воренка Калужсково, Маринкина сына; а Маринка в те поры была на Коломне…».

Про взаимоотношения верховных троеначальников летописец говорит: «В тех же началникех бысть великая ненависть и гордость: друг пред другом чести и начальство получить желаста, ни един единого меныпи быти не хотяше, всякому хотяшеся самому владети. Сие же Прокофей Ляпунов не по своей мере вознесся и гордость взя… Той же другой начальник Заруцкой поймав себе городы и волости многие. Ратные же люди под Москвою помираху з голоду, казаком же даша волю велию; и быша по дорогам и по волостям грабежи великие. На того же Заруцкого от земли от всей ненависть бяше. Трубецкому ж меж ими чести никакие от них не бе…»

Такая взаимная ненависть и рознь не могли привести, разумеется, ни к чему хорошему. Заруцкий и Трубецкой, вынужденные подписать приговор «всея земли» от 30 июня, «с тое же поры начаша над Прокофьем думати, как бы ево убить». Случай скоро представился. Один из земских военачальников, Матвей Плещеев, поймал, по-видимому на разбое, 28 казаков и посадил их в воду; но на выручку им прибыли другие казаки, которые успели вытащить из воды товарищей и привезти в свой табор под Москвой, разделявший, как мы говорили, стан Ляпунова от станов остальных земских ополчений. Начался страшный шум, как смог земский человек, вопреки приговору от 30 июня, казнить кого-либо смертью без ведома «всея земли», причем все стали кричать против Ляпунова и хотели его убить. Узнав про это, Ляпунов собрался бежать, но был настигнут казаками, и их вожди уговорили его вернуться назад, на что он согласился.

А между тем против него действовал и другой враг, желавший его смерти не меньше, чем Трубецкой, Заруцкий и казаки. Это был Гонсевский. В одной из стычек поляки взяли в плен казака – побратима атамана Исидора Заварзина. Заварзин стал просить Гонсевского разрешить ему повидаться со своим названым братом. Тот разрешил свидание и воспользовался им для своих целей: Гонсевский приказал написать от имени Ляпунова грамоту во все города и искусно подписаться под его руку; грамотой этой наказывалось: «Где поймают казака – бить и топить; когда Бог даст государство Московское успокоится, то мы весь этот злой народ истребим». Пойманный побратим отдал грамоту Заварзину со словами: «Вот, брат, смотри, какую измену над нашей братией казаками Ляпунов делает. Вот грамота, которую Литва перехватила». Заварзин вскипел гневом и отвечал: «Теперь мы его, такого-сякого сына, убьем!»