«Меня удовлетворяют только изысканность и утонченность, – подтвердил Юкоуну и попробовал вино. – Неподражаемо!» Он сделал еще глоток: «Бросается в голову, терпкое, с дерзким привкусом». Глядя в лицо сидящего напротив Кугеля, он спросил: «Как вы думаете?»
Кугель покачал головой с выражением печального самоотречения: «Если я только попробую этот эликсир, я больше никогда не смогу терпеть обычные напитки». Обмакнув печенье в вино, он протянул его Эттису, когда тот снова подбежал, чтобы погрызть Кугелю лодыжку: «Эттис, конечно, лучше меня разбирается в благородных ингредиентах».
Юкоуну стремительно вскочил, но Эттис уже сожрал кусочек печенья, после чего подпрыгнул, перевернулся в воздухе и свалился на спину, вытянув вверх окоченевшие ноги.
Кугель вопросительно взглянул на волшебника. Два сильфа прилетели в комнату и унесли Эттиса на серебряном подносе.
Юкоуну процедил сквозь зубы: «Перейдем к делу. Прогуливаясь по Голечной косе, вы повстречались с неким Тванго?»
«Повстречался, – подтвердил Кугель. – Интереснейший человек! Он был очень недоволен, однако, когда я отказался продать ему мое украшение».
Юкоуну пронзил Кугеля пытливым взглядом: «Он объяснил как-нибудь свое недовольство?»
«Он упомянул о демиурге Скорогрохе – но в таких туманных и неразборчивых терминах, что я ничего не понял».
Юкоуну поднялся на ноги: «Я покажу вам Скорогроха. Пойдемте! В лабораторию, о которой, конечно, у вас остались самые приятные воспоминания».
«О лаборатории? Чтó вы, все это давно покрылось патиной времени».
«Я отчетливо помню все, что там происходило, – беззаботным тоном откликнулся Юкоуну. – До мельчайших деталей».
Пока они шли в лабораторию, Кугель старался подобраться поближе к волшебнику, но безуспешно: Юкоуну все время держался на расстоянии не меньше метра от того места, до которого могла бы дотянуться одетая в перчатку рука Кугеля, готового применить «брызгосвет».
Они зашли в лабораторию. «Теперь вы увидите мою коллекцию чешуек, – сказал Юкоуну. – И вас больше не будет удивлять мой интерес к вашему талисману». Волшебник резко поднял руку, и темно-красная ткань отлетела в сторону, обнажив тысячи чешуек Скорогроха, закрепленные на каркасе из серебряной проволоки. Судя по этой модели, Скорогрох был существом скромных размеров, опиравшимся на две короткие и толстые двигательные опоры, с двумя парами суставчатых рук, каждая из которых заканчивалась десятью хватательными пальцами. Голова – если так можно было назвать это навершие – представляла собой нечто вроде башенки, посаженной на узком, вытянутом торсе. Брюшные чешуйки поблескивали молочно-зеленым глянцем, а средняя грудная полоса, темно-зеленая с киноварным отливом, продолжалась вплоть до навершия, поражавшего отсутствием каких-либо оптических органов.
Юкоуну представил модель величественным жестом: «Перед вами Скорогрох, благородный обитатель Высшего Света – все очертания его фигуры свидетельствуют о мощи и стремительности. Она необыкновенно стимулирует воображение, вы не находите?»
«Не сказал бы, – Кугель наклонил голову набок. – Тем не менее, в общем и в целом вам удалось восстановить исключительно редкий экспонат, поздравляю вас!» Кугель обошел постамент с фигурой Скорогроха, разглядывая ее с притворным восхищением, при этом надеясь оказаться на расстоянии вытянутой руки от Юкоуну – но по мере того, как Кугель перемещался, перемещался и Смешливый Волшебник; все потуги Кугеля оказывались тщетными.
«Скорогрох – не просто экспонат, – почтительно произнес Юкоуну. – Извольте заметить, что каждая из чешуек укреплена на своем месте, за исключением той, которая должна находиться в центре выступающего вперед участка грудной полосы – ее отсутствие оскорбляет взор. Не хватает одной чешуйки, самой важной – протонастического центра, то есть так называемого „пекторального неборазрывного брызгосвета“. Много лет я считал, что брызгосвет безвозвратно утерян, что причиняло мне неописуемые мучения. Кугель, вы можете представить себе охватившую меня волну благодарности судьбе, величественный гимн торжества, зазвучавший в моем сердце, когда я взглянул на вас и заметил недостающую чешуйку на вашей кепке! Я обрадовался так, словно Солнце гарантировало нам еще сто лет жизнетворного света! Меня окрылило восхищенное возбуждение – неужели, Кугель, вы не понимаете мое состояние?»
«В той мере, в какой вы можете его описать – понимаю. Но меня приводят в замешательство причины такого эмоционального излишества». Кугель приблизился к каркасу, надеясь на то, что энтузиазм заставит Юкоуну оказаться в радиусе действия облаченной в перчатку руки.