«Сказать все…»: избранные статьи по русской истории, культуре и литературе XVIII–XX веков

Карамзин ощущает приближение конца своей жизни, своего времени. Пушкин же торопится начать «групповой портрет» уходящей эпохи, где почтеннейшее место отдается Карамзину…

Затем ударило 14 декабря. Событие, потрясшее Россию, Пушкина, Карамзина, многих друзей и приятелей — как «замешанных», так и непричастных. Потянулись страшные месяцы арестов и следствия. Карамзин простудился на Сенатской площади, наблюдая события, и следующие несколько месяцев смертельная болезнь то наступала, то несколько отступала. Получив известие о болезни, Пушкин чрезвычайно встревожился, и его взволнованные строки открывают, сколь многое связывало поэта с историком все эти годы, несмотря на несогласия и недоразумения: «Карамзин болен — милый мой, это хуже многого — ради бога, успокой меня, не то мне страшно будет вдвое распечатывать газеты» (Плетневу). 22 мая 1826 года Карамзина не стало. Через несколько недель Пушкин просит Вяземского написать жизнь Карамзина: «Но скажи все…»

13-й том

Что же означал в 1826 году «приказ» Вяземскому (и самому себе) — написать жизнь Карамзина, сказать все? О его близости к Александру I, умеренно консервативных взглядах, критике революционеров — об этом писать было можно, и в этом направлении старались «холодно, глупо, низко» различные российские журналы. Понятно, Пушкин говорит о необходимости осветить и другую сторону — смелость Карамзина с любым, даже высочайшим собеседником, его критические оценки господствующего порядка, сложный взгляд («любимые парадоксы») на соотношение рабства и свободы; наконец, требовалось напомнить о «верном рассказе событий» в карамзинской «Истории», особенно в IX томе, посвященном времени Ивана Грозного. Наш рассказ возвратился к лету 1826 года, когда разговор о «13‐м томе» Карамзина, то есть биографическом очерке, мемуарах, Пушкин вел, уже располагая замечательным «карамзинским фрагментом» собственных Записок.

В письме от 10 июля 1826 года поэт, призывая Вяземского писать о Карамзине, умолчал о собственном труде, возможно, из соображений конспирации. Письмо шло по почте в дни приговора и казней…

Через несколько дней поэт отправил (вероятно, с оказией) в Петербург, в родительский дом, письмо к сестре, Ольге Сергеевне, но письмо не застало ее в столице — она присоединилась к семьям Вяземских и Карамзиных, которые отдыхали в Ревеле. Мы точно знаем, что Лев Сергеевич Пушкин переправил послание старшего брата в Ревель, куда оно прибыло 30 июля (см. XIII, 290). Хотя письмо не сохранилось, но известно, что именно там поэт впервые признался в существовании его воспоминаний об историке.

На другой день, 31 июля, Вяземский отвечал и на письмо Пушкина от 10 июля, и на сообщение Ольги Сергеевны:

«Сестра твоя сказывала, что ты хотел прислать мне извлечения из записок своих относительно до Карамзина. Жду их с нетерпением <…> Ты советуешь писать мне о Карамзине: рано! Журнальную статью, так! Но в этом случае: поздно! Карамзин со временем может служить центром записок современных в роде записок Гара, но гораздо с большим правом, чем Сюар. Все русское просвещение начинается, вертится и сосредоточивается в Карамзине. Он лучший наш представитель на сейме европейском. Ты часто хотел писать прозою; вот прекрасный предмет! Напиши взгляд на заслуги Карамзина и характер его гражданский, авторский и частный. Тут будет место и воспоминаниям твоим о нем. Можешь издать их в виде отрывка из твоих записок» (XIII, 289).

«Современные записки вроде Гара» — это книга «Исторические мемуары о жизни господина Сюара, его сочинениях и 18‐м столетии». И автор этого труда Доменик-Жозеф Гара (1749–1833), и его герой Жан-Батист Сюар (1734–1817) были литераторами, политиками, публицистами. Они пережили много бурных приключений, взлетов, падений, как до Великой французской революции, так и во время ее, при Директории, Консульстве, империи, Реставрации[79]. Хотя Гара был хорошо знаком с Сюаром (и, между прочим, располагал его мемуарными заметками), но, как видно уже по заглавию труда, стремился написать историю века; пытался представить в Сюаре характерные черты «современного героя».