Скажи, что будешь помнить

– Ты побледнела, Элль, и меня это пугает. Доктор сказал, тебе еще рано подниматься.

– Ты – мой доктор.

– Верно. И мне будет спокойнее, если ты ляжешь.

Мне тоже.

«Трачу время на то, к чему не имею никакого отношения. Привык отвечать за себя…»

Слова Дрикса – вирус, мутирующий у меня в мозгу. Дрикс признался, так что же они означают? Что они могут означать?

Хендрикс

– Келлен! – кричит Доминик, едва мы входим в его дом. – Думаю, отправилась к вам поболтать с Холидей.

Он заглядывает в гостиную, ванную, отцовскую спальню и, удостоверившись, что мы одни, поднимается по стареньким, подгнившим ступенькам на чердак, который делит с сестрой.

В доме чисто, что указывает на отсутствие папаши. В свое время Доминик изрядно настрадался – и физически, и эмоционально – от человека, которому надлежало бы любить его и заботиться о нем. Хорошо бы, сукин сын не вернулся в ближайшее время, потому что промолчать в моем присутствии он не может, а я никогда не оставляю без ответа его придирки. От этой болезни мне не избавиться, даже если бы я провел в лесу не год, а сто лет.

Наверху, под крышей, духоте просто некуда деться, и одежда уже прилипает к телу. Доминик пинает знакомый мне с детства сундучок со своими пожитками.

– Открой.

Я опускаюсь на тонкий двойной матрас, служащий кроватью Келлен, Доминик садится на свой матрас, у которого нет ни пружин, ни каркаса. Открывать сундук у меня нет ни малейшего желания, и я кладу руки на колени и сцепляю пальцы. Если Доминик не имеет отношения к преступлению, остается вариант, который нравится мне еще меньше. Я вдруг понимаю, что правда не так уж важна.

– Я не заговорю, пока ты не откроешь сундук, а ты не уйдешь, пока я не заговорю.

Доминик упрям, и я набираю комбинацию на замке, откидываю крышку, сдвигаю лежащее сверху барахло и ерошу волосы. На дне лежит тот самый пистолет, купленный Домиником за несколько недель до моего ареста, и стопка банкнот.

– Здесь только половина. Келлен сказала, что вторую половину обронила по дороге. Насколько я могу судить, они твои. Испачканы твоей кровью, пролитой за прошлый год, пока ты отвечал за себя. А теперь скажи, что, по-твоему, полицейские делают с конфискованным оружием?

Откуда ж мне знать? Впрочем, на самом деле Доминик говорит не об этом. Оружие, которым пользовался преступник, нашли рядом со мной, и оно, насколько мне известно, до сих пор хранится в полиции. Пистолет Доминика здесь, в сундучке, а значит, он ни при чем. И тогда получается, что магазин ограбила Келлен. Черт.

– Так это она?

– Она. – Мы молча смотрим друг на друга, потом он отводит взгляд. – Послушай, сглупить я мог, поэтому и не виню тебя за подозрения. В то время я и не на такое был способен, но неужели ты думал, что я дам тебе сесть за то, что сделал сам? Ты – мой брат, а с семьей так не обращаются.

Я опускаю крышку, поднимаю голову и встречаю его сердитый взгляд.

– Хочешь туда?

– Я там был и ждал, когда же ты прибудешь.

– В тот вечер мы здорово набрались. Я уже даже не помнил, как меня звать, а потом ты стал заводиться и меня подначивать. Я вроде бы отказался, а ты сказал, что если я не подыграю, то потому, что я променял тебя на группу. Мол, если я не соглашусь взять магазин, значит, больше думаю о себе, а не о тебе.

– Я еще тот завистливый придурок, – соглашается Доминик. Прямоты и откровенности ему не занимать. Доминик и Элль, они бы поладили… или возненавидели друг друга. – Но завистливый или нет, я никогда бы тебя не подставил. А если бы знал тогда, что и как, то и за Келлен сесть не дал.

Ворочаю шеей, потом опускаю голову, как будто это поможет снять давящий груз.

– Я бы не позволил тебе сделать это.

– Она – моя сестра. Я за нее отвечаю. И не тебе брать на себя ее вину.

Поднимаю голову – правда все равно что вытатуирована на его лице, но спорить бесполезно.

– Чушь. Мне объяснили, что преступник был примерно моего роста и телосложения. Келлен высокая, да, но со мной ее не спутаешь.

– Ты видел запись с камеры наблюдения?

Я качаю головой. В полиции мне показали только видеокадр, смазанное изображение рубашки, вроде той, которую носил Доминик. Услышав описание человека на видео, я сразу понял – по крайней мере, подумал, что понял, – это Доминик. Рубашку нашли рядом со мной, вместе с пистолетом.

– Футболка была твоя.

– Та самая, которую я купил в долларовом магазине? Та, которых сотни? Брат, тебя подтолкнули к сделке.

Похоже, что так, но я бы пошел на сделку и ради Келлен тоже.

– Лучшего варианта, чем признать себя виновным, у меня не было. Общественный защитник постоянно забывал мою фамилию, а деталей дела вообще не знал. Моя судьба зависела от человека, который не помнил, за что меня арестовали. У меня с самого начала не было никаких шансов.

Эксл просил дать другого защитника, но они завалены делами, и тот, которого назначили мне, действительно старался и тратил на меня больше времени, чем на других. Парень он был неплохой, просто не мог справиться с нагрузкой, а получал гроши. Как сказал кто-то в центре, у общественных адвокатов времени хватает только на то, чтобы поздороваться и предложить сделку.