Скажи машине «спокойной ночи»

– Верно. Именно это я и собирался сказать.

– А потом ты спросишь, смогу ли я сейчас сделать это для тебя. Но я не могу! У меня нет с собой набора для взятия пробы, и, кроме того, – она коснулась края машины, – за моей работой следят.

– Никакой халявы, да? Я понял. Это плохо для бизнеса.

Это было не совсем верно. Перл могла бы сделать оценку. Она знала, как обойти программу отслеживания. И было весьма заманчиво обнаружить тайные желания Мейсона прямо здесь и сейчас, а не годы спустя, когда он поменяет ее на розоволосое двадцатилетнее не пойми что, а затем, разойдясь с ней, вернется на порог Перл с головой, повешенной под тем же удрученным углом, что и бутылка в его руке. И она впустила его! Впустила его, как дура!

– Но, возможно… – начала Перл. «Я могла бы сделать исключение», – собиралась сказать она.

«Плохая идея, – перебила ее машина и добавила: – Ты же пьяна».

И Перл поняла, что так и есть. В любом случае, она была подвыпившей, ее обычное вечернее пиво и в сравнение не шло с двумя бокалами мартини, которые она осушила до дна. Она уперлась руками в стол, встала и сказала:

– Извини.

Туалет в заведении был только один, и, конечно же, к нему выстроилась очередь. Получив, наконец, возможность войти, Перл села на унитаз и наклонилась вперед, упершись грудью в бедра. В ушах звенело от внезапной тишины. Какого черта она делает? Она пожалела, что у нее нет с собой машины, которая могла бы дать ответ на этот вопрос. Перл говорила себе, что ее регистрация на Spark Stats – это жест независимости, но теперь она видела, что этот жест был пустым. Она ожидала, что сходит на одно или два плохих свидания с ужасными мужчинами, а затем вернется к Эллиоту, чувствуя, что каким-то образом уравняла чаши весов. Но это нельзя назвать независимостью – это было желание досадить. И все равно Мейсон не был ужасным человеком. Он пришел сюда, чтобы найти общение, связь, счастье.

Кто-то постучал в дверь.

– Минуточку! – крикнула она.

Нет, это она, Перл, была ужасной.

Она проталкивалась сквозь толпу, намереваясь сказать Мейсону правду, или пожелать ему спокойной ночи, или сказать, что поедет с ним домой, – она не знала, что именно говорить. И так и не узнала, потому что, вернувшись к столу, она обнаружила, что Мейсон и машина исчезли.

Перл ткнула пальцем в электронный замок, но не попала. Не успела она попытаться еще раз, как дверь открылась изнутри. Это нарушило планы Перл, которая хотела прокрасться в свою спальню, чтобы Ретт не увидел ее пьяной (и не подтрунивал над ней всю оставшуюся жизнь). Но в дверях стоял Эллиот, а не Ретт.

«Снова здорово», – могла бы отметить машина.

«Что там говорят о плохих монетках?» – могла бы ответить Перл.

«Что тебе будет везти весь день!»

«Это счастливая монетка. А я сказала „плохая монетка“».

«Как монетка может быть плохой? – могла бы спросить машина. – Разве они не одинаковые?»

Но машины нет, и она не может ничего этого сказать.

Эллиот был в очках для чтения и спортивных штанах. За поясом торчали острые щипчики. Значит, он снова брал ее наборы. Ему нравилось возиться с ними и смешивать части разных животных – крылья и чешуйки с пушистыми лапками. «Создаю химеры», – так он это называл. И судя по одежде, Эллиот собрался остаться на ночь. Перл навалилась на дверной косяк, слишком уставшая, чтобы хоть немного разозлиться.

Эллиот подхватил ее и поднял одну бровь.

– Пропустила парочку, котенок?

«Котенок, ягненок, утенок, голубка, – мысленно перечислила она прозвища, которыми Эллиот любил ее называть. – Как будто я женщина-зоопарк».

Но машины больше не было, и она не могла это услышать.

– Что ты здесь делаешь? – пробормотала она.

– Подвез Ретта домой, он был у меня. Между прочим, сейчас его здесь нет. Он пошел к Джосайе. Эй, ты в порядке? – Он приобнял ее за плечи, помогая войти в квартиру. – Тебя тошнит?

Перл сдалась и прижалась к его груди, туда, где сустав сходился с мышцей. И, к большой ее досаде, это место словно было создано для ее лица.

– Я потеряла свою машину. – Голос через его рубашку звучал приглушенно, и она отчасти понадеялась, что он не сможет ее понять.

Но он все равно услышал.

– Что? Ты потеряла экран?

– Я потеряла свою машину, – повторила она.

– Apricity? – сказал Эллиот, но больше не произнес ни слова.

Он понимал, что это значит. В конце концов, когда он одалживал у Перл ее старую Apricity для своего «Мидаса», ему пришлось подписать такие же суровые, запрещающие бумаги, что и ей: «личное обязательство», «полная ответственность», «чрезмерный ущерб» и прочие. Он положил руку ей на затылок.

– Мы найдем ее. Нужно восстановить в памяти твои действия.

Она нырнула ему под руку и сделала шаг назад.

– Мы ее не найдем.

– Если мы будем искать… – начал он, но она его перебила:

– Нет. Она не потерялась. Она исчезла.