Мне-то больше нравится другая картинка, художника Тогана: на ней нарисован монах на ослике, только сидит он неправильно, задом наперед.
Монах этот служил конюхом у императора, но однажды провинился, и император сослал его в далекую провинцию. Потом император одумался, заскучал и велел вернуть отшельника обратно. А тот, звали его Хан рю, так полюбил тихую жизнь вдали от города и высокую гору, где живут святые, что не хотел ехать назад. Но — приказ есть приказ. Тогда сел он на ослика задом наперед, чтобы все время видеть вершину горы Хэншань, и поехал во дворец.
— И что интересно, — говорит дядя Коля, — точно так же, задом наперед, ездил на белом ослике один из восьми бессмертных, старина Чжан-Голао. Говорят, что он был мастер колдовать, но редко спускался с гор. Когда же такое случалось, то за день мог объехать на своем ослике весь Китай, туда и обратно. На ночь он складывал его, как бумажную игрушку, в трубочку, а утром, побрызгав водой, оживлял. На спине он носил маленький барабанчик…
— Почему ты ездишь не как все, а задом наперед? — спрашивали его. А он отвечал: — Я учусь у мудрецов древности! Так я выражаю им свое почтение!
Я вот тоже люблю оглядываться назад. Особенно, когда мы «снимаемся с места». Как тогда, в Коктебеле. Я сел на заднее сиденье и смотрел назад, до последнего, пока не исчезла гора с Пушкиным… Мама говорит: «Ты очень привязчивый, трудно тебе в жизни будет!» А папа: «Зато он хорошее не забывает!»
Но дядя Коля объяснил, что я не так все понимаю, что старина Чжан Голао не потому назад смотрел, что скучал, а потому, что истину видел: не всегда настоящее лучше прошлого. Наоборот: впереди-то все хуже и хуже, и что с нами будет — неизвестно…
— Он бы все эти штучки-дрючки, телевизоры, мобильники разные не одобрил. Потому и не хотел смотреть вперед. А глядел назад, где вековая мудрость…
… И вдруг мне представилась эта мудрость — большая, живая, похожая на огромное раскидистое дерево. И будто я подхожу к нему, а оно раскачивается, скрипит от старости и шелестит своими листьями. А листьев этих — видимо-невидимо! И на каждом — какая-нибудь мудрость написана. И я наклоняю ветки, срываю листочки и читаю, читаю… и мне так хорошо, так тепло рядом с этим деревом, как с добрым старым человеком, который все все знает и ничего не боится…
Хотел бы я встретить старину Чжан Голао, поболтать с ним о том о сем, постучать по его барабанчику или сесть на ослика и поехать задом наперед.Человек дождя