— Я слышал о двойных агентах и встречался с ними, — произнес он по возможности вежливо. — Но будь я проклят, если видел человека, так часто меняющего решения. Будьте добры сказать, на чьей вы стороне.
Ричардсон изобразил улыбку, однако попытка вышла не совсем удачной.
— Вы задали не такой простой вопрос, как вам кажется, — ответил он.
— В данных обстоятельствах это лучшее, на что вы можете рассчитывать.
Грей закрыл глаза и поднес стакан к носу: возможно, вдыхание паров бренди уменьшит головную боль, не опьяняя его. Он подумал, что в компании Ричардсона опасно быть пьяным.
— Тогда позвольте и мне спросить вас. — Капитанское кресло заскрипело, когда Ричардсон наклонился вперед. — Однажды я поинтересовался, есть ли у вас личный интерес к Клэр Фрэзер. Вы ответили, что нет, и сразу женились на ней. Почему?
Это заставило Джона открыть глаза. Ричардсон говорил мягко, взирая на него с видом терпеливой кошки, сидящей у мышиной норы. Джон осторожно коснулся затылка и посмотрел на пальцы. Кровь все еще шла, но не сильно.
— Я мог бы сказать, что это не ваше дело, — ответил он, вытирая пальцы о бриджи. — Однако причин для секретности нет. Вы угрожали арестовать даму за подстрекательство к мятежу. Она была вдовой моего хорошего друга. Я посчитал, что, спасая ее от ваших когтей, окажу последнюю услугу Джейми Фрэзеру.
Ричардсон кивнул.
— Ну, разумеется. Галантный жест, милорд.
Казалось, он слегка удивлен, хотя трудно было судить наверняка.
— Как я понимаю, брак просуществовал недолго из-за неожиданного возвращения мистера Фрэзера из подводной могилы. Но не рассказывала ли эта дама вам при обмене супружескими откровениями что-нибудь о своей прошлой жизни?
— Нет, — без колебаний ответил Грей.
— Весьма странно, — заметил Ричардсон. — Хотя, учитывая обстоятельства, вероятно, сдержанность леди оправданна.
Ручеек беспокойства потек по затылку Грея — или, возможно, это была просто капля крови.
Ричардсон долго смотрел на него, затем, коротко кивнув самому себе, встал, взял с полки кожаную папку и снова сел. Он открыл папку и вытащил официального вида документ с печатью и штампом, хотя Грей со своего места не мог разглядеть, что это за печать.
— Вы знакомы с человеком по имени Нил Стэплтон? — поинтересовался Ричардсон, вскидывая одну бровь.
— В каком смысле «знаком»? — спросил Грей, приподнимая обе свои. — Если я и слышал это имя, то очень давно.
Хотя прошло и в самом деле немало времени, имя Нила Стэплтона (более известного Грею как Нил Давалка) ударило его под дых с силой двухфунтового ядра. Он не видел Стэплтона много лет, но прекрасно помнил этого человека.
— Возможно, мне следовало поинтересоваться, знаете ли вы его… в библейском смысле? — спросил Ричардсон, в упор глядя на Грея. Он подтолкнул ему документ, и взгляд Джона сразу остановился на заголовке: «Признания Нила Патрика Стэплтона».
Грей взял бумагу, смутно радуясь тому, что руки не трясутся, и прочел умеренно подробный и вполне точный отчет о том, что произошло между ним и Нилом Стэплтоном в ночь на 14 апреля 1759 года и снова днем 9 мая того же года.
Отложив документ, Грей посмотрел поверх него на Ричардсона.
— Что вы с ним сделали?
Живот скрутило при мысли о том, что они (наверняка негодяй действовал не один) могли сделать с таким, как Нил.
— О чем вы? — вежливо уточнил Ричардсон.
— Шантаж, подкуп, пытки?.. Он написал это не по своей воле. Какой здравомыслящий человек пошел бы на такое? Уж глупцом-то Нил никогда не был.
Ричардсон пожал плечами.
— Он жив? — процедил Грей сквозь зубы.
— А вам не все равно? — спросил Ричардсон с наигранным безразличием. — Ах… ну конечно же нет. Будь он мертв, вы могли бы заявить, что документ — фальшивка. Но боюсь, мистер Стэплтон еще жив, хотя и не смею предположить, как долго он пробудет в таком состоянии.
Грей не сводил с него взгляда. Неужели Ричардсон действительно угрожает убить Нила? Хотя какой в этом смысл?
— Однако он в Лондоне. К счастью, у меня под рукой есть дополнительные… показания, скажем так.
Ричардсон поднялся, подошел к двери каюты, открыл ее и высунул голову.
— Входите, — пригласил он и отступил назад, пропуская Перси Уэйнрайта.
Выглядел Перси ужасно: изрядно потрепанный, без шейного платка, вьющиеся, тронутые сединой волосы местами спутались, местами торчали дыбом. Он был бледен, как обезжиренное молоко, а под глазами залегли темные тени. Сами глаза, налитые кровью, тотчас устремились на Грея.
— Джон, — сказал он немного хрипло, отвел взгляд и, с усилием прочистив горло, продолжил: — Прости, Джон. Я проявил слабость. Это ты всегда был храбрым.
Простая констатация факта, признанного между ними как часть любви, которая их когда-то связывала. Из них двоих именно Джон всегда смело встречал вызов. Сейчас, наряду с раздражением (и отчетливым страхом), Грей ощутил смутную жалость.