Скажи пчелам, что меня больше нет

Джейми мрачно глянул на себя в зеркало, потер щетину, пробормотал что-то по-гэльски, провел рукой по волосам, тряхнул головой и стал спускаться вниз к завтраку; каждый его шаг сопровождался стуком трости.

Одеваясь, я подумала, что, в сущности, такое случается с кучей людей. Возможно, они и не подходят столь близко к физической смерти, как Джейми, но все же теряют привычную жизнь. Я вдруг с удивлением поняла, что и сама испытывала подобное — и не единожды. Когда в первый раз прошла через камни и оказалась оторванной от Фрэнка и нашей жизни, которую мы едва начали после войны… и снова, когда мне пришлось оставить Джейми перед Каллоденом.

Я давно не возвращалась к этим воспоминаниям, да и сейчас не хотела, однако было утешением знать, что они произошли… и что, будучи вырванной с корнем, лишившись всего, что знала и любила, я тем не менее выжила и возродилась из пепла.

Еще я подумала о Дженни. Со смертью Йена она потеряла большую часть своей жизни, а затем мужественно закрыла дверь в прошлое и поехала в Америку с Джейми.

Пленных солдат, участвовавших в битве, разоружили, скрутили и увели. Я не знала куда. Всех ополченцев распустили, и мужчины небольшими группами отправились по домам собирать осколки своей жизни, которые они растеряли по пути.

Интересно, скоро ли нам вновь предстоит через это пройти? Настал 1781 год. В октябре произойдет сражение при Йорктауне, американцы победят — и война закончится… во всяком случае, насколько это возможно с войнами.

До того времени будут еще сражения. Большая часть на юге, но не рядом с нами. По крайней мере, так говорится в книге Фрэнка.

— Значит, с ним все будет в порядке, — сказала я своему отражению в зеркале.

В физическом отношении Джейми оправился (колено со временем заживет), и он вернулся в свой любимый дом. Большая часть его ополченцев выжила в битве, получив в основном незначительные ранения, хотя мы потеряли двоих: Грега Макхью, второго сына Тома, и Балгера Финни, холостяка лет пятидесяти из Аллапула[333], прожившего в Ридже меньше года. И пускай Джейми подолгу просиживал в своем кабинете, задумчиво глядя на огонь, и откладывал планы по восстановлению перегонки (куда он еще ни разу не сходил: то ли ему было невыносимо видеть ее в заброшенном и обветшалом состоянии, то ли его пугал объем предстоящей работы), — я верила, что он поправится окончательно.

Малыш Дэви был большой подмогой и согревал наши сердца. Джейми любил сидеть с ним и говорить по-гэльски, чем очень смешил Фанни.

И все же… чего-то в нем не хватало. Я оглянулась на неубранную постель. После того как мы вернулись домой, он больше двух месяцев не испытывал желания заниматься любовью (что, в общем, неудивительно). И хотя по мере выздоровления мне удалось разбудить его физически… чего-то недоставало.

— Терпение, Бичем, — внушила я своему отражению и взяла расческу. — Он поправится.

Обычно я расчесывалась, не глядя в зеркало, и теперь замерла с поднятой щеткой.

— Черт.

Волосы побелели.

Однажды Джейми сказал, что мои волосы цвета лунного сияния, но тогда речь шла о нескольких седых прядях вокруг лица. Они и теперь не были целиком белыми — масса кудрей, облаком укрывавших плечи, по-прежнему пестрела каштановым, русым и серебристым оттенками, — но у корней, над ушами, я увидела абсолютно белые волосы, поблескивающие в лучах утреннего солнца.

Я отложила щетку и посмотрела на свою руку, поворачивая ее туда-сюда. Выглядела она совершенно обычно: худощавая, с длинными пальцами, сильно выраженными сухожилиями и проступающими синими венами.

Тогда я впервые за долгое время вспомнила, что мне сказала Найавенна: «Когда твои волосы станут белыми, ты обретешь полную силу». По спине у меня побежали мурашки. То, как я не отпускала душу Джейми на вершине холма, призывая ее обратно в тело… Роджер потихоньку сообщил мне наедине, что, когда я касалась Джейми, в моих руках появлялся и исчезал слабый голубой свет, мерцавший, как болотный огонек.

— Иисус твою Рузвельт Христос, — сказала я едва слышно.

* * *

После обеда я направилась в сад. Несмотря на прохладную погоду, сквозь тающий снег уже проглядывали участки голой земли; пора было готовить грядки для раннего гороха и фасоли. Джейми составил мне компанию, решив, что ему не помешает свежий воздух, и мы медленно, подлаживаясь под его колено, шагали вверх по склону.

Лейтенанты Гилберт и Оливер — за год до того, как все пошло кувырком, — вскопали мне хорошие грядки, и я вознесла краткую молитву за них, за Агнес (интересно, кого она выбрала в мужья?), за Элспет и Чарльза Каннингемов (добрались ли они до Англии?), а также за душистый горошек, фасоль и зеленый горох, сохранившиеся с прошлого года. Джейми услужливо высыпал навоз на одну грядку и лопатой принялся тщательно перемешивать его с землей, шипя сквозь зубы, когда ныло больное колено.