Скажи пчелам, что меня больше нет

Грядка располагалась прямо за ульями. Теперь их было одиннадцать: один рой разделился незадолго до Кингс-Маунтин; я успела поймать новую матку и водворить ее вместе с последователями в новый улей; Йен-младший нашел дикий рой, который с помощью Рэйчел и Дженни принес из леса. Все пчелы пережили зиму; теперь некоторые из них время от времени вылетали и медленно кружили по саду, а потом возвращались обратно. Джейми оглянулся, удостоверяясь, что не заденет лопатой ульи, и с удивлением посмотрел на меня.

— Я их слышу! По крайней мере, мне так показалось… — Он осторожно приблизился к улью и приложил ухо к плетеной соломе.

— Тебе не показалось. — Меня развеселило выражение его лица. — Медоносные пчелы зимой не умирают и не впадают в спячку, если у них достаточно меда, чтобы продержаться до весны. Они собираются вместе, чтобы согреться, едят и… спят, я полагаю.

— Есть способы и похуже провести зиму, — улыбнулся он. — Греть тебе ноги.

Интересный вопрос относительно его частей тела, которые я хотела бы держать во сне, пришлось отложить, поскольку мы услышали шорох и шарканье тяжелых шагов на тропинке.

Я не удивилась (наоборот, обрадовалась), увидев Джона Куинси Майерса — он нередко останавливался во Фрэзер-Ридже на обратном пути из деревень чероки, где проводил зиму.

— Как поживаете? — спросила я после обмена приветствиями и объятиями. Заплечный мешок он, по-видимому, оставил в доме и выглядел как обычно, только похудел после зимы, как и все остальные.

— Бодро, миссис, бодро. — Он одарил меня широкой улыбкой, в которой было на один или два зуба меньше, чем во время нашей последней встречи. — Вижу, ваши пчелы тоже процветают.

— Да, кажется… Еще раз спасибо вам за них. Мы как раз говорили о том, что пчелы делают зимой. Едят и спят, я думаю.

— О, уверен, что так. — Он осторожно положил руку на один из ульев и улыбнулся, чувствуя легкую вибрацию. — И еще, наверное, проводят холодное время так же, как и мы, — рассказывают друг другу истории долгими ночами.

Джейми рассмеялся, однако подошел ближе и тоже положил руку на один из ульев.

— Какие, по-твоему, истории рассказывают пчелы, a charaid?

— Возможно, сказки о медведях и цветах. Хотя пчелиной матке, скорее всего, снится другое.

— Если вы про откладывание тысяч яиц, тогда это больше похоже на кошмар, — сказала я.

Джон Куинси рассмеялся и неопределенно покачал головой.

— Не мужчине судить, но, может быть, во сне она парит на воле с сотнями трутней в облаке безумного желания. Ах да… — Он умолк, шаря в сумке. — Совсем забыл, миссис. У меня для вас кое-что есть.

Гость вынул небольшой сверток, обернутый грязным розовым ситцем.

Я взяла его в руки. Он был легким, всего несколько унций, а внутри что-то слабо шуршало.

— От кого?

— Точно не знаю, миссис Клэр. Мне его дала женщина, которая содержит таверну неподалеку от Шарлотта, в январе. Она сказала, сверток оставил чернокожий мужчина для колдуньи из Фрэзер-Риджа и любезно попросил передать его с кем-нибудь сюда. Полагаю, он имел в виду вас, — добавил Майерс с улыбкой. — Не так уж много колдуний в этой глуши.

Я озадаченно вскрыла сверток и обнаружила лист плотной бумаги, аккуратно обернутый вокруг твердого предмета. Развернула бумагу — на ладонь выпал камень размером с куриное яйцо и примерно такой же формы. Он был пятнисто-серый с белыми и зелеными вкраплениями. Гладкий и на удивление теплый, учитывая прохладу на улице. Протянув камень Джейми, я расправила большой лист бумаги, в котором он лежал. Записка была написана пером и чернилами, почерк немного неровный, но вполне разборчивый.

Я ушел из армии и вернулся домой. Моя бабка посылает это вам в знак благодарности. Голубой гранит, очень древний; она говорит, что он исцеляет болезни духа и тела.

Немало удивившись, я уже хотела сказать Джейми, что записка, должно быть, от капрала — очевидно, уже бывшего капрала — Сипио Джексона, как вдруг он взял бумагу из моей руки.

— A Mhoire Mhàthair!

Джон Куинси заинтересованно вытянул шею.

— Будь я проклят, — сказал он. — Тут твое имя, Джейми?

Бумага была порядочно измятой, потертой и испачканной; один угол оторван, чернила, видимо, намокли и потекли, а красная сургучная печать отвалилась, оставив после себя круглое пятно, — однако не возникало ни малейших сомнений в том, что это.

Перед нами был экземпляр — оригинальный экземпляр с подписью губернатора Уильяма Трайона — дарственной на десять тысяч акров земли в Королевской колонии Северная Каролина некоему Джеймсу Фрэзеру в благодарность за его заслуги перед Короной. А к ней толстой черной бечевкой было пришито письмо лорда Джорджа Жермена.

151 Послание в бутылке

На борту «Паллады»