Сказители

Я провела около четырех лет в Исане, живя в мамином родном городке, пока не окончила начальную школу. Туда меня привезла мама, но не прошло и недели, как она вернулась обратно, чтобы жить с папой, оставив меня на попечение бабушки и дедушки по материнской линии. Они объяснили, что маме пришлось вернуться, чтобы помогать папе с работой, потому что детям проще сменить школу, чем их родителям поменять работу.

Первый семестр моего первого учебного года родители часто меня навещали, но время шло, и они, увидев, что я прижилась у бабушки с дедушкой, стали приезжать только на длинные семейные праздники вроде Сонгкрана[77]. Дом у бабушки и дедушки был просторный; он располагался в центре тянгвата, в общине, которая называлась деревня Красных рубашек и которая играла деятельную роль в организации мероприятий и протестов вплоть до переворота 2014 года[78], когда всякая общественная активность была подавлена. Я же, с другой стороны, заводила новых друзей в школе и начинала вести самостоятельную жизнь. Бабушка и дедушка говорили мне, что разделяют новый демократический дух, согласно которому полноправные хозяева страны – простые граждане, а не горстка высокопоставленных чиновников и аристократов, которые правили так, будто им были известны потребности большинства населения. Мои бабушка и дедушка считали себя частью народных масс, которые превратили уничижительные ярлыки, навешенные правящим классом, – термины вроде «простолюдины» – в лозунги гордости. Они участвовали в городских протестах с 2006 года и до 2010 года – это были исторически противоречивые годы, отмеченные пропастью, разверзшейся между двумя социальными группами, которые придерживались диаметрально противоположных версий истины. После этого периода страна была охвачена жаркими дебатами о добре и зле, о хороших людях, побеждающих коррупцию, об ангелах, побеждающих демонов: политику страны заполонили образы и древние сказания о жизни Будды. Годы «абсолютных прав добропорядочных людей» были также годами «диктатуры под видом демократии»[79]: эти две фразы возникли в среде противоборствующих групп, две невозможные дефиниции, которые конфликтовали и сближались. Все население страны погрузилось в это невозможное состояние.

Число погибших и получивших увечья среди протестующих-«краснорубашечников»[80] подскочило после того, как правительство, возглавлявшееся красавчиком премьер-министром[81], отдало полиции приказ «оцепить зону». Мои бабушка и дедушка получили ранения и психологическую травму; вскоре после этих событий у бабушки нашли опухоль толстой кишки, которая позднее стала злокачественной. Один из ее сыновей, придерживавшийся противоположных политических взглядов, предположил, что ее рак – это карма, наказавшая ее за то, что она не захотела знать своего места.

– Ты не лучше меня, – укоряла его бабушка на своем родном наречии. Когда он умрет, – предупредила она, – то станет претом – голодным духом с малюсенькой, как угольное ушко, пастью[82], – за все те ужасные вещи, что он говорил про свою мать.

Когда ей поставили этот диагноз, дедушка стал за ней ухаживать, следил, чтобы она никогда не ездила в город и не участвовала ни в каких демонстрациях протеста, если только их не организовывали местные активисты. Но сам дедушка больше никогда не покидал деревню. Такова история моих предков с материнской стороны.

Вскоре после того, как я окончила четвертый класс, меня приехал навестить папа, и сказал, что мне пора возвращаться к родителям в Кэнг Кхой, где я пойду в среднюю школу. Он сказал, чтобы я готовилась к возвращению домой, что они ужасно скучают по мне и что мечтали вернуть меня с самого первого дня моего отъезда. Но им оставалось только мучительно долго ждать, чтобы все в жизни как-то устроилось, пока двоюродный дедушка и прочие родственники не забыли, что произошло в тот день. Он сказал, что это второе наше долгое расставание, и он надеется, что оно станет последним. Он пообещал не говорить о том, что тогда произошло, и велел мне прекратить спорить с двоюродным дедушкой, не обращать на него внимания, как бы агрессивно, ехидно и противно он себя ни вел. Спорить с ним было бесполезно, рассуждал папа, потому что мой двоюродный дедушка в любом случае скоро умрет. Папа с ним не ладил – между ними что-то когда-то произошло, – поэтому общался он с ним предельно осторожно. В тот день я держала все эти наблюдения при себе, потому что была безмерно рада узнать, что скоро вернусь домой и буду жить с родителями. Но кое-что возбуждало мое любопытство.

Папа сказал, что это было наше второе расставание – и произошло оно из-за меня. А что насчет первого? Тогда тоже я была причиной? И почему вообще мы расставались, и почему я ничего об этом не помню?

Он сказал, что я тогда еще была очень маленькая и ничего не понимала, что это произошло вскоре после моего рождения, когда мне не было еще и годика.

– Ты тогда жила со своей мамой и моей матерью, – пояснил он. – Они о тебе заботились.

– А ты где был?