Сказители

Приход Будды также ознаменовал и приход цивилизации. Она отвергла примитивизм, провозгласив отличие людей от нелюдей. Это был приход правителя и подданных, а также появление иммиграции, цивилизации, политики и системы правления, капитализма, прогрессизма, глобальных сетей и прочих наименований, которые мы давали этим концепциям на протяжении нашей истории. Красивый юноша из другого сословия и из другой страны влюбляется в местную девушку, которая на самом деле не имеет представления, кто она такая. Должно быть, есть некая внешняя сила, ответственная за возвышенный статус человечества. Думаю, должна существовать некая универсальная формула, способная объяснить каждую перемену, происходящую с человеческой цивилизацией, с каждым жизненным циклом.

Такая формула работает даже в сюжетах сериалов.

Будет ли он знать это в тот день, когда его обрядят в белые одежды как нагу, облаченного в типичное брахманское (не буддистское!) одеяние (брахманизм, анимизм и буддизм, смешанные вместе? Пожалуй, он будет восседать на своем стуле в окружении выстроившихся в очередь родственников, готовых срезать ему волосы. Позади него будет стоять мать, держа в одной руке ножницы для церемонии обрезания волос, и по ее щекам будут катиться слезы радости. Ее сын наконец-то будет посвящен в монахи ради нее, и смею вас заверить, когда она умрет, то будет возноситься к райским высям, держась за край его желтого одеяния (именно так она себе это и представляет, можете в этом не сомневаться). Но что неясно, так это источник этого образа; не знаю, когда он стал неотъемлемой частью человеческого сознания, но он глубоко впечатался в сердца и умы почти всех тайских буддистов, отметая все, что я ранее описала, все, что я узнала, изучила и исследовала. Образ родителей, держащихся за край желтого одеяния сына, покуда они возносятся к небесным высям, отчего-то не в мир, где обретается Будда, и не в царство просветления.

Образ семьи, возносящейся в рай, по чьим щекам струятся слезы радости за причастность к цивилизации и за их почти обретенное освобождение от их нелюдского состояния.

– Вы разочарованы, что родились в таком обличье? – спрашиваю я у колонии муравьев, а потом отворачиваюсь и снова смотрю на мондоп, где хранится отпечаток стопы Будды. Только взгляните на меня, сидящую на территории храма, но не обращающую внимания на то, что меня окружает. Вместо того я трачу время на рытье в своем приспособлении, рожденном цивилизацией, а также на споры с самой собой. Вот кто настоящая неправедница: хвала мне.

Перерождение прабабушки

Голос дремлет в глубине какого-то смутного воспоминания. Когда его что-то пробуждает, слегка расталкивает, он пробивается волной из глубин памяти:

– Попроси родителей привести тебя сюда, и сама все увидишь!

Голос эхом отзывается внутри меня, ведь я нахожусь в Храме отпечатка стопы Будды. То, что я изначально считала приведшей меня сюда таинственной силой, оказывается моей собственной соревновательной надобностью подвергнуть сомнению философскую концепцию. А она, в свою очередь, связана с неким глубинным чувством протеста против моего бывшего возлюбленного. Из темных глубин раскручивается, точно сжатая в кольца змея, неожиданная мысль: мое посещение Храма отпечатка стопы Будды связано не просто с нашим разрывом. Оно также удовлетворяет какое-то тайное желание из прошлого. Это посещение словно заполняет неведомую пустоту, оно как сложившийся пазл, в котором все элементы точно подогнаны друг к другу и создают законченную картину. Оно запускает некий внутренний механизм, принимающийся медленно вращаться, будто колесо жизни.

Я утолила какое-то свое желание из прошлого, сначала угодив ногой в его провал.

Истории, что мне рассказывала когда-то прабабушка, начинают одна за другой возвращаться из глубин памяти. Это ее голос, это она как-то велела попросить родителей сводить меня в храм, чтобы я увидела отпечаток стопы Будды и его образ, и сама убедилась в том, что реликвии, о которых она мне рассказывала, на самом деле существуют. Этот разговор произошел лет десять назад, вероятно, в 2015 году, в день, когда все дети собрались в доме, принадлежавшем моему двоюродному дедушке. Дом стоял вот на этом самом участке земли. Это был старый дом, но с тех пор его снесли, и на его месте выстроили новый. Я была уже достаточно взрослая, мне было лет шесть. Родители и родственники оставили меня вместе с подружками и велели нам приглядывать за старенькой прабабушкой на тот случай, если ей что понадобится принести. Тогда она уже не могла ходить, а только лежала или сидела.