Сказка без чудес

Яков для поездки в город подбором соответствующего костюма явно пренебрёг. Он вырядился всё в тот же, летний, в зелёно-коричневых пятнах, камуфляж, разве что малоношеный, да сапоги-бродни поменял на добротные, крепко сшитые, на толстенной резиновой подошве, солдатские берцы. На голову он нахлобучил панаму маскировочной расцветки, из-под которой торчали буйные, чёрные, без признаков седины, волосы, явно нуждающиеся в услугах парикмахера.

В одной руке Яков тащил огромный, как сундук, старомодный фибровый чемодан с металлическими уголками, перетянутый для верности брезентовыми, похожими на забытые теперь вожжи, ремнями. В другой сжимал поводок сыромятной кожи. Скользнув взглядом по поводку, Дымокуров обнаружил на другом конце Потапыча в собачьем ошейнике. Протиснувшись в прихожую, медведь уселся у самой двери на задние лапы, принюхиваясь и с любопытством взирая на встречавшего незваных гостей отставного чиновника.

— Э-э… милости порошу, — промямлил Глеб Сергеевич, отступая вглубь квартиры, словно защитник осаждённой крепости под безудержным натиском прорвавшихся-таки через крепкие ворота захватчиков.

Он с беспокойством глянул на кухню, откуда доносилось звяканье посуды, стук открываемых ящиков буфета, хлопанье дверцы холодильника — похоже, баба Ягода, как всякий воин десантник, уже потрошила на занятой территории склады и прочие заветные закрома.

Впрочем, оказалось, что старушка, сбегав на балкон, раскладывала по полкам съестные припасы, которые извлекала из двух объёмистых корзин, доставленных в город воздушным путём, в ступе.

— Ты, племяш, насчёт пропитания не беспокойся, — ворковала она, доставая из корзин разнообразную снедь. — Мы к тебе со своими харчами. Тут и сальце, и колбаска, и окорока, и солёности разные. Опять же, сметанка да маслице, сыр да творожок — как же без этого? Всё своё, с подворья, экологически чистое…

Глеб Сергеевич, по-прежнему пребывавший в растерянности, предложил гостям, указывая на тахту в зале:

— Присаживайтесь. Я только ума не приложу, где вас всех разместить. Придётся, наверное, кому-то на полу постелить…

Василиса Митрофановна, сняв кроссовки в прихожей, присела на краешек тахты, успокоила:

— Ты, Глебушка, не суетись шибко-то. Мы к тебе ненадолго. До утра. Ткнулись было в гостиницу, да нас с Потапычем туда не пустили. Говорят, с животными не селят…

— Сами они животные, козлы! — вставил в сердцах Яков. Он тоже разулся, расшнуровал, снял в прихожей берцы, и присел рядом с тётушкой, хмурясь на дырку в своём носке, из которого торчал вызывающе большой палец. — Потапыч — как человек. Больше их, козлов, понимает!

Дымокуров, собравшись, наконец, духом, и даже застегнув пуговицы на пижаме, что хоть в какой-то мере должно было придать ему официальный вид, оставшись на ногах, и возвышаясь, таким образом, над родственниками, вопросил строго:

— И что же вас, друзья мои, всех, так сказать, гамузом, да ещё с медведем на поводке, в город вдруг привело?

Василиса Митрофановна вздохнула:

— Беда у нас, Глебушка. И привело нас в город неотложное дело. Адвоката нужно навестить срочно, бумаги, документы то есть, кой-какие ему передать. Ну и, может, ещё какие-то… инстанции. Даже ума не приложу, куда обратиться-то…

Пожалуй, впервые за всё то время, которое знал Глеб Сергеевич тётушку, он услышал нотки растерянности в её обычно властном, с оттенком барственности даже, голосе.

— Выселяют нас из имения-то! — встряла заявившаяся с кухни баба Ягода. — Землю отбирают. Говорят, правов у нас на этот участок Заповедного бора нет. Стока лет были права, а теперь, вишь ли, нетути!

Василиса Митрофановна кивнула скорбно, подтверждая слова сестры:

— Если коротко, в общих чертах, выходит так, что в лесных массивах, а в заповедниках, национальных парках тем более, строительство домовладений запрещено категорически. И ведение на этих территориях различной хозяйственной деятельности, включая огородничество, сенокос, животноводство тоже запрещено. Оно, может, и правильно, коттеджей, турбаз разных по всему Заповедному бору столько понатыкали, только нашему-то имению уж сколько лет! Дом уж триста лет стоит, и на землю, что под ним, и ещё на гектар вокруг, купчая имеется, соответственно. С царских времён ещё! А только нынешние власти знать ничего не хотят. Выселяйтесь, говорят, немедля. Даже судебное решение на то состряпали. Давеча судебных приставов, полицию присылали. Ну, мы Еремея Горыныча, Марию, Семёна да Соломона на хозяйстве оставили, а сами сюда, в город — хлопотать.