Сказка без чудес

— Нет, — покачала головой Василиса Митрофановна. — Там другая история. Может быть, я как-нибудь, будет время, её расскажу… — и со вздохом добавила: — Мало нас, единокровных-то. А потому, по большому счёту, все мы, кто есть — родственники. Стараемся вместе держаться. Он, как и ты, в Хранители не пошёл, захотел в миру оставаться, но помогает, чем может… А тебя мы не обременим, Глебушка, — продолжила она с мягкой улыбкой. — Завтра с утра съездим с бабой Ягодой к Емельянову, Яков с бандитами этими, будь они не ладны, повстречается, и домой. А сейчас, — оживилась она, — предлагаю поужинать, да поспать чуток. Чать, разместимся как-нибудь в хоромах твоих! Что там Ягода Митрофановна нам на стол собрала?

Час примерно спустя, после сытного, за полночь, ужина, состоявшего из деревенских деликатесов, вроде буженинки, сальца копчёного, колбаски домашней, грибков солёных, ну и, конечно же, маслица сливочного, творожка да сметанки, свеженьких, можно сказать, только-только из-под коровки, все и впрямь удачно разместились по комнатам.

Василиса Митрофановна с сестрой улеглись на кровати Дымокурова в спальной, Якову, заявившему, что он привык почивать без удобств, по-походному, постелили на полу в зале. В распоряжении Глеба Сергеевича осталась тахта. Ну а Потапыч, без кобеняжа уплёвший все объедки от ночной трапезы, сложенные для него в объёмистую миску, похлебав из унитаза чистой проточной воды, сопел удовлетворённо на коврике, среди туфель и ботинок, в прихожей.

И вот теперь отставной чиновник сидел в одиночестве на кухне, сумерничал, глядя в распахнутое настежь от духоты окно, а сон всё не шёл.

Город между тем тоже не спал, и жил своей особой, неприметной для большинства обитателей, ночной жизнью.

Катил куда-то по залитому огнями ксеноновых фонарей проспекту, торопясь по своим непонятным в такую пору делам, автомобильный поток, лишь слегка поредевший в сравнении с дневным.

Шагали торопливо припоздавшие прохожие. Тащились медленно, шатаясь и спотыкаясь, загулявшие пьяницы, умудряясь при этом громко, на всю улицу, скандалить с заждавшимися их жёнами по мобильному телефону.

Всё было, как всегда, когда и в прошлые ночи доводилось ему маяться от бессонницы. За исключением того, и он понимал теперь это отчётливо, что в его квартире спали, похрапывая слегка, уставшие от непривычных городских впечатлений, самые настоящие, правда, изрядно постаревшие, фольклорные персонажи. Василиса Премудрая, баба Яга и Леший.

Те самые, из народных сказок, дожившие непостижимым образом до наших дней. Существующие взаправду, хотя и несколько в ином виде, чем представлялось это по мифам.

И отставной чиновник, реалист до мозга костей, не знал решительно, что ему с этой правдой делать.

А ещё в его тесной прихожей спал, вздыхая и поскуливая порой по-щенячьи взаправдашний, из дремучего леса, а не цирковой какой-нибудь дрессированный, медведь. Воняющий, между прочим, на всю квартиру своей прелой, свалявшейся шерстью.

Тем не менее, Глеб Сергеевич и сейчас в своих размышлениях был далёк от всяческого рода чертовщины и мистики.

Те выпадающие из обыденной повседневной жизни явления, с которыми он столкнулся, прожив год назад пару недель в усадьбе родственников в Заповедном бору, имели, если крепко подумать, вполне научные объяснения.

Летающая ступа, шерстяной клубок-навигатор, землетрясение, случившееся аккурат на момент попытки нефтяников ввести технику в реликтовый лес, предшествовавшее тому беснование птиц — всё вполне объяснимо, и укладывается в ту научно обоснованную картину мира, в рамках которой Дымокуров привык комфортно существовать. Забытые технологии, природная стихия…

А если присовокупить к этому дилетантские изыскания и умозаключения тамошнего краеведа Рукобратского об открытии им неизвестного учёным вида разумных представителей человечества, обитавших с незапамятных времён на территории бора, то и вовсе ни для каких чудес места не остаётся.

И он, Дымокуров, прямой потомок этих неизвестных науке разумных существ!

Глеб Сергеевич сидел в полумраке на кухне, размышлял, пил для ясности ума свежезаваренный крепчайший чай, и сердце, начавшее было давать сбои, подводить, трепыхаться то и дело предательски, невпопад, в последний год, вело себя вполне ответственно и прилично на этот раз. Тикало ровно, как хорошо отлаженный механизм швейцарских часов, несмотря на пережитые треволнения, бессонную ночь и изрядную дозу кофеина…

Отставной чиновник, в общем-то, отчётливо понимал, что жизнь его нынче вышла, как говорят, на финишную прямую. В основном состоялась, всё самое главное в ней уже произошло, и ничего нового, судьбоносного, впереди не просматривается.