Сказка без чудес

— Господи, а медведь-то вам зачем? — не мог взять в толк Дымокуров. Он с опаской оглянулся на прихожую, где на синтетическом коврике остался сидеть, по-собачьи, подломив задние лапы, и смиренно опершись на передние, Потапыч. Разговор в гостиной зверя мало интересовал, зато он тянул носом в сторону кухни, где у расторопной бабы Ягоды уже скворчало что-то на сковородке, и громко, на всю квартиру, глотал слюну. — Вы, кстати, его покормить не забудьте, — напомнил озабоченно Глеб Сергеевич. — А то он с голоду ночью кем-нибудь из нас перекусит. Потапыч ваш, так я понимаю, медведь-то дикий, лесной, не дрессированный…

— Ты за Потапыча не переживай! — заступился за мехового приятеля Яков. — Он в обществе умеет себя вести. Мы с ним даже на утреннике в детском саду, в Колобродово, пару раз выступали. А взял я его с собой потому, что на нас ведь не только власть, но и бандиты местные наехали. Пообещали поджечь, ежели не освободим земельный участок. Мелочёвка, шпана, бакланы. Но пахан их здесь, в областном центре сидит. Вася Копчёный. Из воров, но нынешней формации. Из отмороженных. А от них, нынешних-то, что не по понятиям живут, всего ждать можно. Я ему здесь стрелку забил. Ну, а если не так что пойдёт, Потапыч, как силовая поддержка, и пригодится…

Глеб Сергеевич только вздохнул судорожно. Полиция, судебные приставы, бандиты, медведь, «стрелки»… Во что его на этот раз втягивают беспокойные родственнички?!

2

Из довольно сбивчивого рассказа Василисы Митрофановны, то и дело прерываемого эмоциональными репликами бабы Ягоды и междометиями Якова, из тех, что «запикивают» в телевизионном эфире, отставной чиновник понял, что дела у обитателей антикварной усадьбы и впрямь, как выражается Яков, «швах».

Документы, удостоверяющие право собственности обитателей усадьбы на дом с огородом и участком леса вокруг, давно устарели.

Постановление Зеленоборского волисполкома от 1923 года, закрепившее за гражданкой Ведуновой Василисой Митрофановной, учительницы колобродовской начальной школы, означенную недвижимость, утратили юридическую силу. А купчую от 1839 года, удостоверяющую собственность на тот же дом и участок леса некой Ведуновой Василисы Митрофановны, бабки, должно быть той, советской учительницы, вообще никто рассматривать не стал. Советская власть частное землевладение отменила, в нынешней пореформенной России закона о реституции, то есть возвращении бывшим собственникам утраченного в ходе «экспроприации» имущества, нет. Так что ценность эта купчая представляет сейчас разве что как экспонат местного краеведческого музея.

— Тута таперича так — что с воза упало, то пропало! — встряла по этому поводу баба Ягода.

А Яков скупо прокомментировал:

— Правовое государство у них, вишь ты, б… ять!

Согласно нынешним законам Российской Федерации, весь лесной фонд принадлежит государству, и в частной собственности находиться не может. А потому все незаконно захваченные участки леса вместе с возведёнными на них строениями подлежат безусловному изъятию и обращению в доход государства.

— Это законодательство призвано сохранить общенародное достояние — леса от несанкционированной вырубки, исключить пагубное влияние человеческого фактора на зелёные лёгкие нашей планеты, — пояснила Василиса Митрофановна.

— То есть, грубо говоря, за что вы боролись, на то и напоролись, — не удержавшись, съязвил Дымокуров.

Тётка скорбно поджала губы.

— Так-то оно, Глебушка, может, и правильно. А только, как всё у нас, исполняется по-дурацки. Наше имение, с экологически чистым хозяйствованием, изничтожить хотят. А на целые коттеджные посёлки толстосумов, турбазы, что нынче по всему Заповедному бору понатыканы самостроем, где и лес окрестный вырубается беспощадно, и дороги мостятся, и стоки грязные в чистую речку сливаются, власть как бы ни замечает. Потому что сама в тех коттеджах живёт, на турбазах тех отдыхает…

— Свирепость российских законов испокон веков компассируется необязательностью их исполнения! — выдала афоризм баба Ягода. — Да не в нашем случае!

— Компенсируется… — поправила её устало сестра.

— Ну да, я и говорю — конденсируется, — раздражённо от того, что её перебили, уточнила старушка. — И мы, как адвокат говорит, могли бы в нашей усадьбе ещё тыщу лет беззаботно прожить, и у властей руки бы до нас так и не дошли. Ежели бы на участок бора, на котором наше имение расположено, кто-то из большого начальства, или из богатеев, глаз не положил.

— Однако наш адвокат, Емельянов его фамилия, уверяет, что шанс выиграть дело в суде, отстоять имение, у нас есть.

— И вы этому Емельянову доверяете? — хмыкнул скептически Глеб Сергеевич.

— Он один из наших, — пояснила тётка. — Ну, вроде тебя. От… э-э… смешенного брака.

— Уж не Еремей ли Горыныч и там поспел? — с застарелой детской обидой безотцовщины вопросил Дымокуров. — Может быть, окажется, что мы с этим вашим Емельяновым — ещё и сводные братья?