Здесь-то, за высоченным, сложенным из серых железобетонных плит, забором, за раскрытыми настежь металлическими воротами с выкрашенным в красно-жёлтую полоску опущенным шлагбаумом и белёной будочкой охраны, располагалась резиденция Васи Копчёного.
Сторожевой пост в этот ранний утренний час пустовал, и Яков беспрепятственно прошёл во двор, поразительно контрастирующий с неказистым пейзажем окрестной промышленной зоны.
Здесь, за надёжным бетонным забором, будто райский уголок затаился.
Тянулись к небу стройные голубые ели, благоухали кусты роз, повсюду были разбиты густо поросшие экзотическими цветами клумбы, а в центре двора струился фонтан с бассейном, и в нём, вяло пошевеливая плавниками, переливались радужно красно-золотистые и лимонно-жёлтые, раскормленные японские карпы.
По земле, щедро сдобренной завезённым извне чернозёмом, протянулись выложенные метлахской плиткой дорожки, возле которых уютно разместились садовые скамеечки на подставках из чугуна художественного литья.
Прямо-таки цветущий оазис посреди прокопченной выхлопными газами, заваленной ржавым металломом и строительным мусором, промышленной свалки.
Садись на лавочку, отдыхай, предавайся приятным размышлениям… если только здешние хозяева — бандиты, тебя не зарежут.
А Якову, оглядевшему эту ландшафтную роскошь, вспомнилось вдруг, как на соликамской пересылке уставший, промёрзший до костей, этап из сотни зеков завели, наконец, в огромную, проледеневшую камеру с деревянными нарами в пять ярусов, уходящими под самый прокопченный потолок. Как расползлись, карабкаясь по ним неуклюже, прижимая к груди тощие «сидоры» — вещмешки со скудным скарбом голодные, измотанные арестанты. А молодой вор Саша Север спроворил где-то горсточку чая — как раз на «замутку», и они, «подняв» кипяток в мятой алюминиевой кружке на скудном огоньке клочка подожжённого суконного одеяла, пили чифир, мелкими глотками, обжигая губы и нёбо, передавая поочерёдно друг другу раскалённую кружку, и жмурясь блаженно от удовольствия…
Разве оценить нынешним, зажравшимся, вопреки всем воровским понятиям, погрязшим в роскоши блатарям, те маленькие радости, доступные узникам в суровых гулаговских лагерях…
Внезапно Яков почувствовал на себе чей-то тяжёлый, злобный и одновременно преисполненный безнадёжного отчаянья, взгляд.
Крутанув головой тревожно, он приметил в дальнем конце двора, за кустами цветущего буйно садового шиповника, под самой громадой бетонного забора, вольер — такие устраивают в зоопарках. Сложенный из красного кирпича, забранный спереди толстой металлической решёткой, не слишком просторный.
И там, за крепкими прутьями, метались беспокойно серыми тенями два волка.
Самец, поймав ответный взгляд человека, не отвёл жёлто-пронзительных глаз, остановился, и уставился с холодной ненавистью на незнакомца. Волчица продолжала кидаться прыжками из угла в угол вольера — два метра от стены до стены, тесного, словно карцер на «крытой».
Подойдя ближе, Яков разглядел приколоченный под решёткой лист фанеры, по которому красной масляной краской, вкривь и вкось шла явно придуманная каким-то местным острословом надпись: «Волчары позорные».
Хмыкнув недобро, он опять посмотрел волку в глаза. Зверь, уловив в этом взгляде понимание и сочувствие, потупился виновато, а потом заскулил по-щенячьи — тонко и жалобно.
— Подожди, волчок, — шепнул ободряюще Яков. — Недолго осталось. Вернусь — вас обязательно вызволю.
Удивительно, но звери будто поняли его и поверили незнакомому человеку. Перестали метаться, сели в клетке, подобрав по-собачьи хвосты, насторожив уши, и лишь чуть слышно повизгивали от нетерпения.
А Яков решительно зашагал к зданию, где, по наводке, обретался со своей братвой глав-шпан Вася Копчёный.
Косясь на свисавшие со стены у входа видеокамеры, распахнул рывком тяжеленную, обшитую листовым металлом, дверь, и вошёл внутрь.
И оказался в просторном холле, освещённом ярко, несмотря на божий день во дворе, огромной люстрой под высоченным потолком, и богато, с показной роскошью обставленном золочёной мебелью, застланный толстенным, скрадывающим шаги зелёным ковром, с картинами в тяжеленных багетах по стенам и зеркалами в резных, узорчатых рамах.
Это помещение никак не напоминало деловой офис. Скорее — будуар дорогостоящей шлюхи в элитном борделе.
— Устроились, вашу мать… — ругнулся сквозь зубы Яков, кривясь от презрения, и сплюнув прямо на роскошный ковёр.
В дальнем конце коридора, ведшего вглубь апартаментов, раздались шаги. В холл вышел битюг — огромный жирный парняга в чёрной униформе с надписью над нагрудным карманом: «Охрана». Здоровяк жевал на ходу, впиваясь зубами в куриную ножку. Видать, только что, оставив свой пост у ворот, побывал на кухне — разжился хавчиком.
Он без особой тревоги глянул на мужика бомжеватого вида, проникшего в святая святых, и бросил презрительно, работая челюстями и чавкая смачно:
— Ты чо сюда впёрся? Рамсы попутал? Пошёл вон, пока я тебя не отоварил!
Яков прикрыл клокастыми бровями свои пронзительные, цыганские глаза, забормотал притворно испуганно и смиренно: