- О нет, мой мальчик, она была изготовлена куда более добрым и мудрым волшебником.
- Что не помешало ей приобрести собственный упрямый и злобный характер.
Альбус смотрел на него задумчиво не одну минуту, потом поднялся, похлопал по плечу и сказал:
- Уверен, Северус, что она не хотела для тебя ничего плохого.
И ушел.
Северус выдохнул, отпуская окклюменционные барьеры – все же это было большим напряжением держать их под пронзительным взглядом голубых альбусовых глаз. Разумеется, Альбус в любой момент мог приказать ему убрать их и Северус бы не смог ослушаться, но Альбус верил ему, или делал вид, что верит, и Северус был ему за это благодарен. Он разжал бокал и размял сведенные болезненной судорогой пальцы, думая, прав ли Альбус и может ли быть так, чтобы посторонняя волшебная сила хотела для него чего-то хорошего. Но Хогвартс же, например, хотел помогать любому в его стенах. Только как далеко могла зайти эта помощь? И могла ли сохранить свои добрые намерения шкатулка, которая большую часть своей жизни провела в руках Малфоев? И зачем ей быть добрым именно к нему?
Он осторожно вытянул мантию из-под ножки стула, любезно поставленного на нее Альбусом, и встал. Сейчас его ждали студенты с котлами, которые следовало отскрести, а также учебник французского, зачарованный с виду под энциклопедию на китайском языке. О свойствах и намерениях шкатулки он подумает потом.
========== Глава 7. Выбор ==========
Очереди в Выручай-комнату еще пришлось дождаться. Пока оттуда выбежал последний ученик из шайки Дамблдора, потом ушла приглядывавшая за ними сегодня Минерва. Когда верхушка ее зеленой остроконечной шляпы исчезла наконец в глубинах гриффиндорского коридора, Северус поднялся на восьмой этаж. На этот раз комната воспроизвела старую лабораторию в доме Томаса Миллера, мастера, к которому Северус после окончания Хогвартса поступил учеником. Миллер к тому моменту уже ослеп, зельями сам не занимался, поэтому лаборатория была в полном распоряжении Северуса. Он с удовольствием опустился в потертое скромное темно-зеленое кресло и взял в руки чашку чая – считалось, что Выручай-комната не подает еду и напитки, но его она баловала. На горелке стоял котел, в нем бурлила ярко-зеленая жидкость, явно одно из сложных противовоспалительных зелий, и даже пахло оно соответствующе – ромашкой.
Это была идеальная лаборатория, как раз такая, какую Северус обустроил бы, будь у него много денег. Здесь было сухо, тепло и светло, и – именно так, как требовалось - очень уединенно. Мечты… Да уж, о чем он только не мечтал в детстве, когда все еще казалось возможным. Однажды ему захотелось, например, делать духи – мама плакала из-за того, что папа разбил флакон духов, подаренный ей кем-то из бывших одноклассников, и Северус пообещал, что он вырастет и будет делать духи сам. Да уж, нос-то у него был чувствительный не меньше, чем у его двойника. Похоже, двойник получил все, что Северусу было не дано. Духи, реальное положение в обществе, свободную, финансово обеспеченную, и опять же, уединенную жизнь в Париже и лунного принца – буквально с неба. За исключением немоты, конечно. Уж немым-то Северус точно стать не мечтал, ему нравился собственный голос.
И вдруг ахнул, вспомнив, как проклинал свой язык тогда, когда узнал об опасности, грозящей Лили. Чем все обернется, предчувствовал уже в тот день…
«Дар желаний», «доброта» шкатулки, осуществленные мечты… Даже французский он действительно когда-то хотел выучить – когда летом после пятого курса слушал, как Люциус оживленно болтал с кузеном, и казалось, что кузен Люциуса смеется над ним, Северусом. И даже если это было и не так, он отчаянно завидовал этим двоим. Если и не их веселью, то их общности. И тому, что они знали какой-то другой мир, отличный от слишком ограниченного его собственного.
Северус оставил чашку на столике перед кипящим котлом и тихонько вышел. И всю дорогу в подземелья у него кружилась голова.
***
Люциус не давал о себе знать до выходных. Все это время Северус мучительно раздумывал, как удалось его двойнику стать столь удачливым и почему шкатулка не показала целых девятнадцать лет. Потому ли, что они были годами счастья? Откуда-то он знал, был уверен, что они не были чем-то противоположным. Но почему? Потому что одно правильное действие в нужный момент определило весь его дальнейший путь? Он смутно подозревал, что Люциус был в ужасе от случившегося, сторонился его, но Северус, скорее всего, продолжал таскаться за ним, как хвост -возможно, даже напоказ и назло тем, кто бросил Люциуса, лишившегося наследства. И в конце концов Люциус так и привязался к нему. Было ли это реальной любовью, Северусу было непонятно. Но в самом-то деле, важно ли, чтобы это была реальная любовь? Люциус был с ним и хотел оставаться с ним, вот что было важнее.
Одно только действие… Если бы оно могло существовать в этой реальности… Северус смеялся над самим собой и вгрызался в учебник французского языка и в Бальзака. Вещь, которую он читал, была намного мрачнее, чем его жизнь и его положение, но она прекрасно позволяла отвлечься.