Сказка – ложь…

Так вот, немного времени прошло с той скорбной ночи, когда показались наконец вдалеке очертания королевского замка, и сердце моё наполнилось радостным предчувствием скорой мести. Что буду делать после, я не знала, да и не задумывалась над тем, всё моё существо стремилось лишь к одному – увидеть, как захлебнётся собственной кровью проклятый король Энгус, смертельный мой враг, когда я собственноручно перережу ему горло батюшкиным старым ножом. И это, без сомнения, свершилось бы, не приди вдруг на помощь этому проходимцу сила, куда большая и могущественнейшая, чем все, мне подвластные. До сих пор не могу я понять, что же заставило её стать на сторону отступника, отказавшегося почитать древние традиции, но так уж вышло, и ничего с этим поделать нельзя…

По сей день я, бывает, вспоминаю тот миг с ужасом и отчаянием.

Ничто не предвещало беды. Утром готовились мы штурмовать королевский замок, но в ночной тиши лагерь моего войска был овеян таким покоем, словно не для битвы прибыли туда все эти славные мужи, а единственно ради сладкого вина и дружеской беседы. Одной мне не спалось в поздний час, когда самые слабые звёзды уже готовились первыми из небесных сестёр погаснуть, но луна ещё не коснулась верхушек леса. Я выбралась из походной постели, оставив мирно спящего Кигана, накинула плащ, переступила через дремлющую у входа в шатёр мачеху и тенью двинулась в обход лагеря, по пути отмечая, как всё ладно в нём обустроено. Часовые при виде меня уже не удивлялись, коротко докладывали, мол, всё тихо, и продолжали вглядываться в темноту за оградой, но каждый раз провожали взглядами, я чувствовала, восхищёнными и опасливыми. Что ж, тех, кто видел хоть малую часть участи, постигавшей врагов королевы-колдуньи, не мог не коснуться страх перед её силой и яростью! Так я бродила меж спящих воинов, пока ноги не увели меня в сторону, к ручью, куда не достигал свет костров и не доносились звуки многоголосого храпа.

Мысли мои блуждали так же, как и тело, без порядка и цели; наверное, потому, услышав журчание холодного ключа, я вспомнила вдруг давние дни беззаботного детства, матушкины научения, то, как собирали мы вместе цветущие травы и копали коренья для целебных зелий, а ещё – скромные подношения из лепёшек, мёда и фруктов, что оставляли мы у таких вот родников да колодцев и в дубовых развилках для Доброго Народа, чтобы те позаботились о нашем стаде и урожае, отвели болезни и не творили мелких пакостей из озорства. Вспомнила я те золотые дни, вспомнила также всё, что пришлось мне пережить с той поры, и такая тоска меня взяла, что слёзы сами из глаз покатились, как летний дождь пролился. Сняла я тогда с плаща драгоценную пряжку и с положенным словом опустила её в ручей, а сама, уже вполне оправившись, собралась возвратиться ко сну, но тут вода засияла вдруг неземным светом, и предо мной предстала в грозном величии та, кого я не чаяла, да и не желала более увидеть никогда в жизни.

Да, приятель, ты прав! Сама Королева Фей вновь явилась мне под стенами крепости, где малодушно укрывался мой бывший супруг, и на этот раз вовсе не для того, чтобы помочь восстановить справедливость. Вместо этого, вообразите себе, она принялась меня отчитывать! Дескать, я, глупая смертная, получила всё, чего желала, но никак не успокоюсь, мол, своими делами навлекла я на свои земли беды и несчастья, отчего теперь и её народу одно беспокойство: ходят по холмам и равнинам чернецы в долгополых одеждах, с волшебными своими книгами, несут с собой веру в нового пришлого бога, отваживают людей приносить дары обитателям холмов, вырубают священные рощи да строят на их местах свои храмы.

Несправедливы и горьки были слова медовой Королевы, но моих возражений она, конечно, и слушать не стала, только пуще разгневалась, даже ногой топнула. Стала пенять мне за учинённые пожары и разрушения, за то, что я развязала войну, отчего ей приходится терпеть ещё больше неудобств, ведь напуганные люди бегут сломя головы из благодатного некогда края, а нет людей – некому и подношения делать, и народ её, дескать, теперь всё сильнее хиреет с каждой луной. Мол, в дни безвременья теперь на лугах вместо весёлых песен только горестный плач слышен, а о танцах Девы-из-Холмов и вовсе позабыли, ведь какие хороводы могут быть на пепелище? Так говорила она, и чем больше я слушала, тем выше вздымалась в моём сердце яростная волна, и так она меня захлестнула, что в безумстве своём я решилась противостоять самой Королеве Фей, назвав её истинное имя и приказав ей замолчать.

Да, милый, глупый это был поступок, чего уж там… Но сделанного не воротишь.

Оторопела на миг Клиодна от такой наглости, а потом вдруг рассмеялась, словно серебряные бубенцы зазвенели. Покачала она головой, пальчиком погрозила и пропала, как будто и не было её. Только отзвук серебристого нездешнего смеха долго ещё эхом раздавался у меня в ушах.