— Конечно! Я все могу! Сейчас двигатель немного прогрею, и поедем, — Тропикана ехидно хмыкнула: — Квача! Готовься прокладывать маршрут через дремучие леса, высокие горы и глубокие реки!
— Я немного ошибся, когда решил, что ко всему готов, — Квачик вытянул губы трубочкой, отчего вмятинка на щеке увеличилась, и он стал похож на кривой зеленый огурчик. — Виноват, но заслуживаю маленького снисхождения…
Машинка качнулась, и на капот запрыгнула огромная буро-зеленая жаба. Она удобно расположилась перед стеклом и застыла, выпучив удивленные глаза. Ерёмке показалось, что он смотрит увеличенные кадры из телевизионной передачи о животных.
— Квача! Ты посмотри, кто к нам пришел! И ты ей когда-то завидовал? — Тропиканка напряглась, двигатель взревел, капот затрясся от перенапряжения. Машинка резко дала задний ход, и нерасторопная жаба плюхнулась, как сидела, на знакомую до боли кочку:
— Бре-ке-кекс! Раньше здесь дремали в ореховых скорлупках крошечные, красивые девочки, а теперь грубые нахальные мальчишки носятся по болоту, как по асфальту! Бре-ке-кекс! Какие времена, — жаба прикрыла мутноватые глаза и погрузилась в воспоминания о тех счастливых днях, когда пруд еще не был болотом, а лесные мягкие пыльные дороги не были покрыты твердым смертельно опасным асфальтом…
Тропикана вывернула из тупикового болотца и медленно поехала дальше, никого больше не спрашивая.
Ерёмка закрыл рот и громко икнул. Квачик суетливо высунулся из-за перегородки и посоветовал:
— Мама тебя, наверное, вспоминает! Выпей воды маленькими глотками…
— Не буду пить, пусть вспоминает! — Ерёмка почувствовал, как тепло работающего двигателя постепенно поднимается от холодных ног к спине и груди. — Квача, это и было радостное событие?
— Что вам не нравится? — с готовностью затараторил Квачик. — Тропиканка теперь и чащу видела, и болото… А то одни саванны с джунглями на уме!
— Квача! Это ты обо мне так заботился? — Тропикана прикрыла глаза и мурлыкнула, как кошка, — спасибо!
— Смотрите! Кто-то едет нам навстречу! — Квачик опять превратился в круглый мяч и притиснулся к перегородке. — Тропиканка, моргни фарами и поворачивай в сторону, а то столкнемся! Видишь, тебе тоже фарами сигналят!
— Это не фары… — Тропикана успела притормозить, свет погас, но что-то тяжелое, живое навалилось сверху, раздался острый скрежет зубов о крышу, и разочарованный вздох нарушил лесную дрему:
— Колобок! Как ты чудесно и сладко пахнешь! Выходи, не будем лгать друг другу: я тебя давно уже должна была съесть!
— Кого это зовут? — Квачин шепот раздался возле Ерёмкиного уха так близко и горячо, как будто он сидел у Ерёмки на плече.
— Мне кажется, что это — лиса! — Ерёмка прислушался к манящему дыханию снаружи, — и зовет она, кажется, тебя…
— Я — невкусный резиновый мяч! Она меня с кем-то путает! — Квача почти провис в щели над перегородкой. — Надо ей объяснить, что она ошиблась!
— Круглый мой! Иди ко мне, я хочу услышать твою песенку, — лиса попыталась протиснуть лапу в разбитое окно и с досадой опять царапнула по кузову.
— Ерёмка! Надо спасать Квачу! Может, отдать ей мой торт? — Тропикана неслышно включила зажигание. — Или рванем напролом?
— Отдать торт! — Квачик дрожал и бледно зеленел в темноте, как светящаяся карнавальная маска. — Почему я должен погибнуть в расцвете лет?
— Это сказка такая, я же тебе говорил: лиса не виновата! — Ерёмка задумался, подёргал себя за ухо и наклонился к мячику. — Квача, достань мне резинку жевательную, сможешь?
— Попробую! Что же это за сказки, где маленьких едят? И кто только их придумывает… — Квача осторожно перевернулся, одной ручкой зацепился за Ерёмкино плечо, вытянул вторую волнистую ручку так далеко, что она едва не разорвалась пополам, нащупал наверху пластик резинки и плавно стянул его в кабину. — Я спасен?
— Тропиканка! Будь готова, только фары не включай, попробуем вырваться в темноте…
Тропикана согласно стукнула двигателем и замерла в ожидании. Ерёмка опять наклонился к Квачику и шепнул: "Пропой тихонько: я от дедушки ушел, я от бабушки ушел, я от волка ушел…"
Квачик задушенно откашлялся и засипел: — "…я от бабушки и дедушки ушёл…" — Ерёмка наклонился к разбитому окну и выдул большой качающийся пузырь…
— Милый! Наконец-то! Прыгни мне на носок, спой по громче! — раздался хлопок, визг, — и в противоположные стороны леса разлетелся треск кустарника, растоптанного удирающими друг от друга сказочными героями.
— Я знаю теперь, что я ничего не знаю, — Квачик горестно раскачивался на полу фургона, сцепив на животе обессилившие ручки, — я чуть не утопил вас в болоте, меня чуть не разорвали герои детской сказки… Я — не штурман, я — не пассажир, я — резиновый, самовлюбленный балласт, мое место — на обочине…
— Квача! — Ерёмка дотянулся до Квачиной макушки с нарисованной бейсболкой и погладил ладошкой обмякшую резиновую голову, — ты — настоящий артист, тебе надо в цирке выступать: будешь детей веселить разными песенками и упругими фокусами.