Сказка под кровавой луной (СИ)

Звук исчез. Словно вообще никогда не было этих колебаний воздуха. Был только холод, рвущийся в уши, не защищенные уже привычнойфедорой. Баюн летел впереди всех, сзади поспевал Волк, и от них, видимо, с Божьей помощью, умудрялся не отставать отец Казимир. Сейчас он больше всего переживал за судьбу мальца. Голова, которую они оставили в исповедальне, ясно давала понять: «Мы придем. И нам плевать на прежние договоренности». Кот уже со всей ясностью понимал, что этотгородок скорее всего станет их могилой. Они до сих не понимали, с чем имеют дело. Их запугивали, а Волк не погиб только благодаря удачному стечению обстоятельств. И второго раза судьба никогда не дает. Об этом Баюн знал не понаслышке. Этому их научили широкие проспекты Москвы, узкие улочки Риги и пыльно-туманные просторы Родных Земель. Сейчас все это казалось неправдоподобно далеким и простым, как школьная задачка.

Из храма они выбежали при свете солнца, но сейчас, на подлете к институту, небе почернело, и на нем начали проклевываться звезды, бледные и мелкие, как первые подростковые прыщи, из которых вот-вот брызнет гораздо больше гноя, чем кажется на первый взгляд. Небосвод захватывала царственная красная луна, а стилизованные под старину уличные фонари загорелисьмогильно-бледным светом. Из-за углов на них робко смотрели странные тени, пока бесформенные и полупрозрачные, как будто сотканные из черного тюля и скомканные проказливым ребенком. Им еще предстояло оформиться внастоящих призраков, чтобы занять почетные места на грядущем параде смерти и запустения.

Вскоре показалась громада здания Института. Сейчас он казался полностью мертвым и забытым замком: стекла одной из башен были полностью выбиты, а окружающие комплекс деревья лишились всякой листвы и смотрели в черное кроваво-гнойное небо ссохшимися пальцами мертвецов, поднимающихся из своих могил. Лежащий у дверей этого здания вполне живой юноша казался парадоксом, выпадением из реальности, чем-то инородным и подлежащим немедленному уничтожению. Глядя на него, Кот понимал: Ведьма и призрак видят в них такую же угрозу, просто потому что они источают жизнь так же, как её источает этот обессиленный комочек одежды, плоти и боли, съежившийся на брусчатке и подрагивающий от могильного холода вокруг и отчаянных рыданий.

Виктор действительно плакал. Он пытался задать себе резонный вопрос «почему», но ответ всегда был один и тот же: он просто не может ничего больше. Сейчас он проиграл. Проиграл отведенному ему времени на выяснение правды. Проиграл профессору и Лилии, ведь если бы он сказал правду… Снова вспомнился пряди седых волос и острый подбородок женщины, склонившейся над ним. Что было бы, если бы он сказал правду? Где сейчас профессор?.. Естественно, он проиграл самому себе. До последних часов юноше казалось, что он всесилен, но оказалось, что без таинственных незнакомцев из ниоткуда, измаминых сказок на ночь, он ничто. Он даже не брал в расчет то, как быстро и позорно он проиграл ведьме и призраку у нее на побегушках… И сейчас ему действительно оставалось только одно – плакать.

Тут парень почувствовал сильный удар под ребра. Он всхлипнул, поднял голову: на него смотрело перекошенное лицо Баюна, розовые очки снова стали красными, зеленые глаза за ними не предвещали ничего хорошего.

- Вставай, чего разлегся!

И теперь у Виктора уже не было причин плакать. Да и сил уже тоже. Слезы каким-то волшебным образом высохли, а к конечностям прилила сила, вполне достаточная для подъема его восьмидесяти килограммов и установки их в стоячее положение. Сейчас он мог оглядеться и увидел за спиной хмурого и сосредоточенного волка новое лицо: изможденное и высушенное, черноволосое и как будто перенесшее нечто страшное. По черной сутане и белому воротничку Виктор быстро смекнул, кто перед ним. Священник нервно осматривался вокруг и выглядел скорее виноватым, чем напуганным. Левой рукой он сжимал деревянное распятие, от которого явно не будет никакого толку, кроме терапевтического, а грудь пересекала шлейка от сумки, впрочем, саму её парень так и не сумел разглядеть. Затем внимание юноши снова сместилось на Баюна. Тот снял очки и, медленно и методично протирая их платочком из нагрудного кармана, спросил, не обращаясь, казалось, ни к кому конкретно.

- В каком конкретно дерьме мы оказались на этот раз? – лицо, недавно пышущее гневом и жизнью как будто потухло и стало маской. Видит Бог, если он еще мог видеть этот город, Виктору не хотелось под нее заглядывать.

- Ну… Я… - Виктор подумал, что будет говорить увереннее, но как только открыл рот, он понял две вещи: он все тот же жалкий трус, каким оставался, лежа на асфальте пару минут назад, и он все еще плачет. Кот сделал неопределенный жест рукой: дескать, давай, говори, мы только тебя ждем. И тогда юноша заговорил хоть сколько-нибудь бодро.