Сказка про наследство. Главы 16-20

До такой степени Максим не желал вникать. Он честно готовился к встрече! С утра не дал денег другу Кильке сбегать в киоск за водкой.

– Не время пить! Потребуется ясная голова.

– Для чего потребуется? – поинтересовался Килька.

– Для чего-нибудь. Харе похмеляться. Мы же не опойки.

Килька – товарищ понятливый и дружелюбный. Он с Максимом не спорил. Даже будучи пьяным, никогда не был злым. Иначе столько лет не продержался бы в браке с Людмилой. Да и то, пить он начал не сразу. Ведь любил жену, и детей зачинал по любви. Все было когда-то… Милая простушка Людочка не сразу – как по волшебству – превратилась в сварливую, громогласную, настырную Людку. Жизнь заставила. Сейчас в доме Кулыйкиных голос жены перекрывает все и всех – даже свекровь Агния приумолкла. Супруга занята планами по замужеству старшей дочери Тамары, на Кильку рукой махнула. И он вылетел из дома и очутился в Мобутином бараке. Жалкая участь представителя уважаемого в городе семейства – некогда заместителя начальника техотдела ТыМЗ Кирилла Яковлевича Кулыйкина. А для Максима он стал приятным, остроумным собеседником – можно сказать, другом. Да друг, друг! Говорили они долго, изливали душу. В общем, Генрих прав – Максим неплохо провел время в Утылве, его новые мысли выкристаллизовались. И к брату олигарху он пришел с твердым намерением. Сочинил и прорепетировал речь. Надел Дюшин свитер, умылся водой из колонки. Эх, не брит, зубы не чистил, лишь прополоскал рот – и так сойдет. Все должно идти по плану, Максим должен внести свой вклад в спасение Утылвы. На том и сказочке хороший конец – и итог пребывания здесь бабылидиного племянника. Да, еще на могилку бабушки надо заглянуть, но и напоследок успеется.

Все хорошо и правильно – а значит, вышло по-другому. Решимости Максима (убедить брата-олигарха, объяснить, надавить) не потребовалось. Пропал втуне боевой настрой. Это как ломиться в открытую дверь. Ты только приготовился толкнуть, как вдруг дверь распахивается, и ты вываливаешься (или вваливаешься – куда?). Однако это лучше, чем совершать акробатический прыжок через бетонный постамент колодца. Речь Максим не произнес, аргументы не разложил по полочкам. Свою правоту не доказал. Высокие моральные качества (заботу о местных жителях, о родине своих предков) не проявил. Аплодисменты не снискал. Как-то все скомкано получилось.

– Похоже, для Утылвы апокалипсис отодвинулся. Чему я, признаться, искренне рад, – подытожил раскаявшийся бабылидин племянник.

– Рано радуешься. Апокалипсис – он для всех. Не спрятаться в Пятигорье. Не выйдет благоденствовать на одном, отдельно взятом заводике.

– Гера, вот тебе это нравится, да? Обязательно подлить яду, отравить любую надежду. Показать, что выход – это не выход, а тупик… Я, конечно, понимаю, что идеалисты на твоем месте не уцелеют… Ты сильно переменился с молодости…

– Ну, если вспоминать, каким дураками мы были… Ворпанем я стал, ворпанем!.. Ах, я стал другим? Да неужели? И ты отдалился, брат. Эти годы мы жили по отдельности. Ты почти не вспоминал о нашей дружбе…

– Нелегко дружить с олигархом… – Максим выпалил, что наболело. – Прости, но твоя хроническая занятость и еще холодность, отстраненность… Ты обрел привычку смотреть на всех нас, как на мелкую рыбешку… Особенно ты отдалился после смерти Прова Провича – когда стал хозяином комбината. Олигархом… Гер, ты себя со стороны видел? Как разговариваешь, как отворачиваешься, губу свою выпячиваешь…

– Чего вы привязались к моей губе? Дело ведь не в губе! И не в спине. Не в третьем глазе. Ты мог просто прийти и поговорить по-человечески. Спросить, что волнует…

– О чем?

– Вот именно. О чем. Извини, Макс, но твоя политическая карьера… Как бы выразиться мягче… Я бы понял, вступи ты в Единую Россию, через это пойдя на серьезную должность – на реальное дело. Нормальный план карьеры. Мы бы поддержали тебя. Но ты связался с Правым Блоком. У твоих новых соратников – ловкача Чигирова и других – нет планов, кроме как протиснуться в областной парламент и сидеть там – получать дивиденды, места кормления. Может, потом будут планы – аппетит приходит во время еды, а кушать они хотят… Кстати, Чигиров ко мне уже сунулся – предупредить насчет родственничка. Я не принял, но он изустно передал про твоих бабушку и дедушку… Родителей не выбирают… В твоем же выборе Правого Блока, Макс, что-то детское, обиженное. Словно ты хочешь доказать. Что? Кому? Ты спросил меня, я спрашиваю тебя…

– Я обижен. Правда, – Максим дернул плечом. – Ты взлетел слишком высоко. На вершину пирамиды. На вершину Марая. Уже не простой смертный – не ровня нам… И вспоминать, как мы в детстве играли в Коммуздяках, как рвали голыми руками соседскую крапиву…

– Не преувеличивай. Не голыми руками. Юлия и мой отец – нисколько не садисты…

– Но все равно было больно. А теперь смешно. Будто я в упрек тебе это вспомнил… Ты помог мне тогда залезть в чужой двор и сорвать тот красный цветок, чтобы подарить Тае… Ты всегда мне помогал, я же не отрицаю…