Сказка среди бела дня

      Подойдя к бабам, старичок огляделся — никого не было. Только два воробья прыгали на школьной крыше. Да невдалеке за огородами синел лес.

      Убедившись, чти никто не смотрит, старичок быстро втиснул самой толстой бабе монету — туда, где должно быть сердце.

      — Ты будешь душа продажная! — прошептал он.

      Баба взглянула на него тусклыми картофельными глазами и кивнула.

      — А ты будешь душа бумажная! — сказал старичок и сунул второй бабе вместо сердца обрывок старинного заявления с сургучной печатью.

      Бумажная душа тоже кивнула. Старичок задумался.

      — А ты будешь чёрная душа!

      Он воткнул в грудь третьей бабе уголёк. И эта баба кивнула.

      Старичок отступил на несколько шагов и поманил баб.

      Они подошли к нему и склонили головы. Старичок вздохнул:

      — Ну и рожи!

      — Что? — спросили бабы.

      — Ничего, — сказал старичок. — Вот что, бабы. Надо остановить время!

      — Приказывай! — хором сказали бабы. — И мы его остановим!

      Старый год повернулся к школе:

      — Там от меня прячут девочку. Её зовут Лёля. В её сердце — часы. Волшебные…

      Бабы тупо глядели картофельными глазами, и старичок усомнился: понимают ли они, что он говорит.

      — Знаете ли вы, что такое волшебство? — подозрительно спросил он.

      — Неужели нет?! — сказала Продажная душа.

      — Так вот, — продолжал старичок, — если эта девочка с волшебными часами в сердце поглядит на испорченные часы, они пойдут, даже нарисованные пойдут! А если остановить её сердце, остановятся все часы в мире. И тогда время остановится!

      — Ясно, — сказали бабы. — Надо остановить её сердце.

      Распахнулась дверь Митиной избы.

      — Тшш… — прошипел старичок.

      Бабы окаменели, а Старый год сделал вид, будто внимательно читает на деревянном столбе объявление о том, что продаётся коза.

      В дверях появилась мать Мити с кастрюлей. Она выплеснула горячую воду, снег сразу стал рыжим, и пошёл пар. Подозрительно поглядев на старичка, мать Мити скрылась и захлопнула дверь.

      Бабы тотчас же ожили.

      — Так о чём мы говорили? — спросил старичок.

      — О том, как умертвить сердце девочки, — напомнили бабы.

      — Легче всего умертвить сердце с помощью денег, — гнусаво сказала Продажная душа.

      Старичок поморщился.

      — Нет, — сказала Бумажная душа. — Сердце удобнее всего остановить с помощью волшебных чернил.

      Чёрная душа мрачно усмехнулась и промолчала.

      — А ты что скажешь, Чёрная душа? — спросил старичок.

      — Это всё не наверняка, — снисходительно сказала Чёрная душа. — Ложь убивает сердце наповал!

      — Нехорошие вы бабы, — вздохнул старичок. — Но без вас не обойтись… Главное, я уже совсем собрался уходить, как и все до меня, и вдруг этот мальчишка меня надоумил… И мне так захотелось остаться…

      Старичок мучился, вздыхал. Наконец мрачно махнул рукой: «Действуйте!» — и пошёл к дороге.

      Бумажная душа его окликнула:

      — Начальник! А по какому адресу прикажете доставить вам сердце?

      Старичок сказал:

      — Мой адрес: город Ярославль, башня Знаменских ворот.[4]

      Из-за угла дома вылетела «Победа» с шахматными полосами по бокам и зелёным огоньком.

      Бабы замерли. Старичок поднял руку. Машина остановилась.

      Старичок сел рядом с шофёром, сказал:

      — В Ярославль!

      Машина умчалась, и за нею пошла снежная позёмка. А бабы двинулись к школе.

      — Девочки, — остановилась Чёрная душа. — Вы тут постойте, пока я пойду выманю Лёлю.

      — Почему ты?! — подняли крик бабы.

      — Давайте считаться, девочки!

      Снежные бабы встали в кружок. И Продажная душа начала бойко, тыча пальцем в грудь по очереди:

      — Аты-баты, шли сол-даты. Аты-баты, на базар. Аты-баты, что ку-пили? Аты-баты, само-вар. Аты-баты, сколько да-ли? Аты-баты, три рубля!

      На слоге «ля» она попала в грудь себе:

      — Мне идти!

      И помчалась к школе, откуда доносились весёлые голоса.

6

      Ёлка стояла нарядная, с мохнатыми ветками, покачивающимися под тяжестью игрушек и фонариков. Дядя Вася, всё ещё стоя на стремянке, развешивал гирлянды разноцветных лампочек. Митя бросал на ёлку золотой дождь. Лёля смотрела как зачарованная.

      И вдруг под её взглядом часы из серебряной бумаги, висевшие на ниточке, пошли, затикали и свалились, повиснув вверх ногами. Никто этого не заметил. А если бы даже кто и заметил — ну, хоть Сашка Тимошкин, всё равно он сказал бы что-нибудь такое, от чего всем стало бы смешно и оказалось бы, что чудес нет.

      Митя отбежал к окошку полюбоваться ёлкой издали, прищурился…

      Раздался тихий стук в окно. Кто это? Прижавшись лбом к стеклу, Митя увидел какую-то тень. Она сделала ему знак и скрылась.

      Набросив на плечи шубейку и крикнув Лёле: «Я сейчас», Митя выбежал из школы, выскочил на крыльцо и остолбенел: перед ним на нижней ступеньке стояла снежная баба. Она вытирала ледяные ноги о железку.

      — Есть разговор, — сказала Продажная душа, подмигивая Мите.

      — Чего тебе? — стуча зубами, спросил мальчик.

      Баба поманила его и пошла за угол. Ни жив ни мёртв, Митя поплёлся за нею.

      — На, — сказала снежная баба. — Задаток.

      И сунула ему горсть мелочи.

     — За что? — немеющими губами спросил Митя.

      — За девчонку. Притащишь её ко мне, получишь ещё столько же.

      — За какую девчонку? — прошептал Митя.

      — Будто сам не знаешь… — хитро прищурилась баба.

      Митя дико заорал. И баба кинулась от него в сторону.