Сказка жизни

– Форти-эйт, – механически поправил Арнольд Шварцевич, – Но встретить-то все равно надо как-то парня!

– Встретим, встретим, – удовлетворенно потирал руки Калера, – Он пока в пробке постоит, часа полтора пройдет, не меньше. А мы как раз навстречу ему, на троллейбусе! Я там знаю на Северо-западном тракте одно место, стоячее кафе-пельменная на задворках – там можно с собой принести и из-под полы разлить, там не следит никто, так на все про все на троих даже с салатом монет пятьсот уйдет, не больше!

Они вышли в морозный воздух, дождались троллейбуса. Калера, всегда державший себя в отличной героической форме, ловко перепрыгнул турникет на входе, а вот непривычный к общественным колесницам Арнольд Шварцевич слегка запутался в агрегате, как говорящий Осел из мультипликационного фильма. Потом сел на порезанное дерматиновое сиденье, подул на замерзшее стекло, протер пальцем кружок. Вдоль Северо-западного тракта весело перемигивались лампочками вывески престижных заведений общепита. Арнольд Шварцевич вдруг почувствовал себя одиноко и несчастно. «Вот так, попадаешь в «Золотую сотню», заветный список самых уважаемых, значимых людей сказочного мира, фактически небожителей, по одной ступеньке рвешься вверх, зубами выгрызая, – думал он, – А все равно катишь в простывшем троллейбусе неизвестно куда… в какой-то последний кабак у заставы…»

– Вы, Арнольд Шварцевич, – неожиданно раздался над ухом голос генерального сказочника, – Вы те пельмени, которые на раздаче накрытые стоят – вы их не берите, они остывшие уже. Вы просите, чтоб прямо при вас из кастрюли свежих накладывали!

– Ну конечно, Калер! Я ведь тоже, между прочим, не всегда сказками владел. Я и обычную, реальную жизнь знаю!

У пельменной уже курил, переминаясь с ноги на ногу, огненно-рыжий Ланселот. Спортивная сумка, в которой угадывались очертания верного его Экскалибура, лежала рядом на асфальте. Тепло обнявшись, все трое прошли внутрь густо пахнущего уксусом помещения.

– Мужчины! – тут же раздался из-за раздачи голос тетки, крашенной в цвет столь невообразимый, что даже уроженец Туманного Альбиона почувствовал себя альбиносом, – Мужчины, вам говорю! Если с собой пронесли – попрошу открыто на столик не ставить. И вообще – не свинячить, и бутылочку потом пустую мне на кассу принесть!

– Да знаем мы все, мать! – ласково сказал ей Калера, – Все мы знаем. Первый день что ли в сказке…

Наконец-то выглянуло солнце. Занимался второй круг сказочного розыгрыша. Он, как и всегда, не обещал быть простым…

– Илюш, а Илюш! – тихо позвал Филимонов.

Илья Муромэц стянул с головы овчинный тулуп, но глаз не открыл:

– Чего тебе?

– Вопрос у меня…

– Это я догадался.

– Слушай, а что потом будет?

– Филимонов, ты сдурел, что ли?! На будильник посмотри, третий час ночи, а ты с вопросами… тем более – с такими.

– А все-таки?

– Когда «потом»?

– Ну, после. Когда сказка закончится?

– И ты об этом решил среди ночи задуматься?

– Ну а когда? Днем-то у нас – подвиг за подвигом, некогда…

– Ну что будет… Новая сказка будет.

– А потом?

– Потом следующая. И так далее.

– А точно будет?

– Ну, пока еще ни разу так не случилось, чтоб не было.

– Ну а совсем потом? Когда все сказки кончатся?

– Не знаю. Тебе не все равно?

– Как это может быть «все равно»?

– Меньше думай. Я тебе с самого начала это сказал, да вижу, не дойдет никак. Как сказки могут кончиться?

– Я серьезно.

– Сказка сказок будет. Спи давай. А то эта для тебя прямо сейчас завершится.

Филимонов помолчал, о чем-то размышляя. Потом снова позвал:

– Илюш… А нас возьмут? Ну, в эту Сказку сказок?

– Ты угомонишься или нет? Должны взять, чего ж не взять-то… Если уж не нас, то кого, сам посуди.

– А вдруг нет?

– Филимонов! – неожиданно подал голос Алеша Беркович, – Я не знаю, кого возьмут. Но точно тебе скажу, кого не возьмут никогда и ни при каких обстоятельствах и прочих заслугах.

– И кого?

– Тех, кто среди ночи будит друзей с разными глупыми вопросами. Понял?

– Да понял…

Илья Муромэц снова натянул на голову тулуп и тут же захрапел. Алеша встал, босыми ногами прошлепал на кухню, затем, судя по звукам, открыл холодильник, накапал себе глоточек, выполнил его и, маленько успокоившись, вернулся. Филимонов заложил руки за голову и уставился в потолок. Сон никак не шел к нему.

«Гипотеза Сказки сказок сама по себе не является внутренне противоречивой. Но, рассмотренная в совокупности с любой другой, практически неминуемо приводит к логическому тупику…»

Как-то раз после вечернего занятия Морихей Уэсиба привычно медитировал с видом на закат. Тут к нему подошел ученик и спросил…

Это был его самый назойливый и дотошный ученик. Он всегда выходил на татами первым, а уходил последним. Он задавал больше всего вопросов и много чаще других рассуждал о Мудрости, Истине и Просветлении, умудряясь при этом не приблизиться к ним ни на тысячную долю ли. В глубине души Учитель считал его безнадежным.

– Учитель! – спросил дотошный ученик, – Не стоит ли мне выполнить упражнение еще сто пятьдесят раз, чтобы стать чуточку ближе к Истине?

И тут лицо Учителя просияло:

– Точно! Еще сто пятьдесят!!!