Собирал его отец, Филимонов-старший, матушка ушла в тот день на службу спозаранку. Позавтракали. Потом смотрели сквозь закопченное, как полагается, стекло на неполное затмение, чудо чудесное как раз в тот день случилось. Вот луна наползает на солнечный диск, и как будто не так ярко становится на улице, да и не как будто, а точно так, не сумерки, конечно, но все же, и ветер вдруг поднимается какой-то холодный, и зловеще гонит пыль вдоль улиц… страшно! А вдруг так и останется? И страшно интересно! Но нет, вроде нет, миновало на этот раз, и сползает луна, исчезает насовсем, и снова солнце, ура! Эх, еще бы вот в лагерь этот не ехать, и вообще, не жизнь, а сказка!
– Пора! – сказал отец.
Филимонов понуро побрел за сложенным в пакет «гостинчиком».
– Или вот еще что, сынок… Хочешь, я тебе в дорогу с собой еще яичко крутое сварю?
Филимонов хмыкнул. Непонятно было, чем руководствовался родитель во внезапном приступе соответствующей трогательной заботы. Возможно, он предполагал, что во время традиционной «мальчики налево, девочки направо» остановки Филимонов вместе с новоприобретенными товарищами сядут на полянке, накроют, аккуратно порежут складным ножиком у кого что есть, почистят данное яичко, щедро польют майонезиком, да и закусят под неспешную беседу перед дальнейшей путь-дорогой. Или самому ему мерещилась уже вечерняя встреча с друзьями, не отягощенная на ближайший месяц присутствием отпрыска. Хотя – ведь все равно отберут, если и не строгая медсестра на «осмотре», и ситро, и шоколад, или старшие дети вкупе с начальственно-педагогическим составом.
«Не бойся! – будто бы прочел его мысли отец, – Это же не от меня, от матери службы лагерь, там порядки гуманные. А старшим – и сам не отдавай, будь мужчиной, прояви характер! Мое, и весь разговор!»
– Вари, – сдавленно пискнул Филимонов.
Вернее, понятно. Он и сам, когда родился старший сынок, а в особенности – младший, тоже сделался сентиментальный, хотя это и было уже много потом…
– Вот и молодец!
Яичко и впрямь не отобрали, только покачала головою медсестра, оглядела Филимонова внимательно, но гостинчик вернула, и поплелся дальше в автобус. И даже забыл благополучно, и оно так и пропало потом в тумбочке, а, или один неприхотливый в питании мальчик его отыскал, выпросил и съел…
А потом навестить Филимонова в родительский день приехала матушка.
А злополучная медсестра оказалась матушкиной подругой детства, то ли они росли в одном дворе, то ли вместе учились в каком-то классе, а только узнали друг друга и сразу кинулись в объятия, ну там то да се, как дети, как семья, я слышала, ты со своим пьянчугой разошлась вроде, и так далее.
– Слушай, тут вообще случай приключился! – сказала она матушке Филимонова, – Тут одному пацану с собой в дорогу, ты не поверишь – яйцо вареное дали. Я тут много чего повидала, но чтоб такое – в первый раз. Прям как в голодные годы! Не пойму даже, то ли сам дурак, то ли родители идиоты. А скорее всего – и то и другое вместе.
Матушка согласно покивала головой. И действительно. Не иначе.
– А, кстати! Сейчас покажу тебе его. Вон как раз отряд их сюда марширует. Так, дети – все быстро показываем перед обедом как вы вымыли руки!
И тут из-за угла выплыл улыбающийся и ни о чем еще не подозревающий Филимонов…
Он не знал, правда, достаточно ли этот случай ярок и добр – но ему нравилось. И обманчивое тепло и вправду потекло…
– Филимонов! Ты нас слышишь или нет?! – снова потряс его Илья, как неоднократно потрясал и ранее, – Алексей, ну что ты там мешкаешь?
– Илюш, оно не чистится, это твое яйцо! – воскликнул Алеша.
– Давай сюда! А то останемся без практиканта! – и Илья сграбастал продукт питания своей могучей лапой, – Слушай, и у меня не получается…
– Дайте мне, – если слышно сказал Филимонов и кое-как протянул руку.
Яичко и в самом деле не чистилось. Оно уже было чищеное, просто замерзло уже напрочь. Вот какой был холод в тот день.
– Ну так закусывай!
Филимонов вцепился зубами – и точно стекло хрустнуло! И разлетелось по всему будто осколки зеркала Снежной Королевы, только те осколки были злые, а эти – добрые.
И опять стало – тепло. Только уже – по-настоящему, без обмана и иллюзий…
…Он проснулся неизвестно где, понимая только, что за окном все еще темно, хотя это ровным счетом ни о чем не говорило: из-за телевизионных трансляций с первых в отечественной истории Зимних Сказочных Игр темно в некоторых уголках необъятной вселенной могло быть и до полудня. К счастью, как быстро удалось выяснить – он был один. Откинул тулуп, перевернулся на другой бок, пошевелил чудовищно затекшей на жестком топчане рукой. Тут же в предплечье будто впились тысячи крошечных иголок, но затем сразу стало легче. Раскрыл глаза. Подождал, пока они привыкнут к сумраку…
Девяносто девять процентов сказок, начинающихся со слов «Он проснулся неизвестно где…» – скучные, нравоучительные и по-прежнему никуда не годятся. Но эта сказка была как раз счастливым исключением из правил.