Сказка жизни

– Модные – это не то слово! Это какой-то был последний писк и визг! Все какие-то простроченные, раскрашенные, с карманами, и даже ширинная часть была пущена этак наискосок! И главное – прямо по атлетическому грушинскому тазобедренному суставу, вот как влитые, будто по мерке. А может, и вправду по ней. А время еще бедное было, и нормальные-то штаны заполучить – и то большой вопрос, а уж такие…

– Студент, а ты разве застал еще те времена?

– Ну а как же, почему же нет…

– Я понял, про что ты. У меня тоже такие были, – мечтательно протянул Алеша, – Эх, сказка! Поэма! Мне отец тогда их раздобыл… оно как получилось. У него знакомый воротила был, ну, деятель по распределению товаров потребления – и мы с ним как-то тоже на подвиг выступили. Ну, я сперва не разобрался, ринулся, сам в гущу вражескую-негодяйскую полез, мечом крушу все вокруг… вдруг сзади по голове – ба-бах! – врезали так, что чуть шишак не слетел. Я оборачиваюсь, да так и обмираю: стоит отец родной! И говорит мне – ты что, щучий сын, творишь, я тебя для чего сюда привез?! Ты сам не лезь, ты на Владимира свет Петровича работай аккуратно, технично. Тут я тоже смекнул, что к чему, перестроился. Вот, Владимир Петрович, не изволите ли голову Змею Горынычу одну срубить? А вот пожалте, подаю на вас – Соловья-Разбойника пленить не угодно ли? И так далее. Ну и Владимир Петрович оценил порыв, после битвы победной пригласил нас на свой склад закрытый, и я там подобрал себе одежонку, да не вообще, а чтоб лично по себе, чтоб ни надставлять, ни укорачивать… И, главное дело, походить-то в ней почти не пришлось! Сэнсей как увидел – ну-ка, говорит, Беркович, сымай этот срам, обувай обратно казенное, как уставом и предписано! Да, были бы обычные, висели бы там, или топорщились где – может, и не придал бы внимания, а тут прям по ниточке – ну и сымай…

– Это, Алексей, называется одним словом «гламур», – строго напомнил Илья Муромэц, – И если бы ты знал, скольких бойцов, и не чета тебе, этот самый «гламур» сгубил на корню, ты бы согласился с тем, что Учитель твой совершенно справедливо…

– Да знаю я все, – отмахнулся Беркович, – Дальше давай!

– Ну и настал решающий день зачетного выездного подвига. Серьезное мероприятие, ответственное – все возраста выставлены, две недели готовились, глаз не подымая. Прибываем на место, все в волнении легко объяснимом. Заходим в отведенное нам помещение, располагаемся, начинаем готовиться. Тихо так, сосредоточенно, никаких шуток там, как обычно бывает. Комнату мужскую выявили, аккуратно туда по двое-трое сходили, чуть не ползком, чтоб ненароком с соперником раньше времени не столкнуться и не сбить себе тем самым необходимый настрой. А то знаете, иной раз, особенно у кого психика еще не устоявшаяся – увидит, весь затрепещет, ну и выйдет потом уже на ватных ногах… но все обошлось. А у старших товарищей тоже идет, ну все, что полагается – взвешивание там, обмер доспехов на предмет соответствия, медицинский контроль… И вдруг – вот прямо в воздухе понеслось. Даже не словами отдельными, а как будто ветер где-то в отдалении шумит. И только – все ближе и ближе, все явственнее и явственнее:

«Хух провесил… Хух провесил… Хух провесил!!!»

Да не… да не может быть. Показалось, наверно. Ерунда, чушь какая-то. Все, конечно, может случиться. Перепутал опять элементы гардероба по длине и расположению – вот это запросто. Или Грушин опоздал, а ему звонят, а мать отвечает, что он не только еще не выехал, но даже и не проснулся – тоже вероятно. Или приехал – но напрочь забыл всю амуницию, включая щит и меч – и так бывало. Но чтоб Хух, который по три раза за занятие на весы встает – да не бывать такому. А только все громче:

«Провесил… провесил!!!»

И бегом, бегом к центральному полю битвы, выскакиваем – и тут же понимаем: так и есть…

Стоит Хух, весь печальный и подавленный, и Учитель подле. Ну, он на то и Учитель, чтоб не эмоциям предаваться, а даже в самой непростой и безвыходной ситуации принимать мудрые решения и действовать, сообразуясь с принятым:

– Завтракал сегодня? В глаза смотреть!

– Да не завтракал я…

– Бегал в поддевке шерстяной?

– Да и так уже три круга намотал!

– Больше нельзя, дыхание собьешь, мышцы закиснут… ладно. Ну давай, двигай тогда по нужде. По малой и большой сразу.

– Да говорю же – не завтракал, чем двигать-то, Сэнсей… и так уже только что оттуда…

– Кому сказал – двигай! Чем хочешь! Двигай так, чтоб слезы из глаз, может, с ними хоть что-то выйдет…

Глаза, глаза… и мы тоже, глаза-то подымаем, сами чуть не плачем от напряжения… и там, на самом дальнем балкончике видим…

Ну и тут же все встало на свои места, и разрозненные звенья сложились в единую неразрывную цепь. И жгут, и медитация, и остроактуальные порты с нелинейной ширинной частью…

– Post hoc ergo propter hoc, – ловко ввернул Алеша Беркович.

– Чего-о-о?!

– «После – не означает вследствие», – важно пояснил свою мысль Алексей, – Ну ладно. Так что вы там увидали?

– Алексей, ты как всегда бесконечно умен, – согласился Илья Муромэц, – И, как всегда, невпопад. Я лично уже догадался. Так, практикант? Правильно?