Сказка жизни

А потом еще… мы-то маленькие были, но вились все время вокруг старших… а тут Хух подходит к Грушину, но сначала на нас так цыкнул свирепо, дескать, ну-ка, брызнули отсюда во все стороны, сопляки, пока по ушам не накидал, у мужчин серьезный разговор будет… Ну, мы брызнули, само собой, у Хуха, хоть он в глубине души и добрый был парень, но рука тяжелая, и что самое главное в такой ситуации – слова никогда не расходились с делом. Но сами бочком-бочком поближе, уши навострив – интересно же, что там промеж себя мужчины обсуждать будут! А Хух Грушину так тихо и говорит…

– Грушин нам кто? – тактично уточнил Илья Муромэц, – Не Константин, часом? Знавал, было дело…

– Не-е, – спохватился Филимонов, – Наш Виталик был. Слушайте.

Грушин был в некотором роде антигерой, во всяком случае на фоне Хуха. То есть, разгильдяй и относящийся ко всему в этой жизни, в том числе и к наставлениям Учителя, достаточно легко. Веселый такой юноша! Я сам еще только в школу поступил, несколько занятий только прошел, да и все остальные тоже, группа совсем новичковая была… После занятия сидим тихо, думаем, неизвестно ведь, кого оставят, кто подойдет, а кто и нет… тревожно, одним словом. И тут входит как раз Грушин и голосом таким бодрым: «Так, ссыкуны! Ну-ка, быстренько в душ все пошли, шагом марш, раз-два, шевелимся! Вы будущие благородные герои или кто, вообще-то пора бы уже и знать, что приличная дама сердца ни одного героя, какие бы он там подвиги не совершил, а немытого к себе ни за что не подпустит, так что вперед… что значит «нет полотенца, мама не положила», ничего, футболкой оботрешься и всех делов, давай, жми!»

– А в чем подвох? – осведомился Алеша Беркович, – Я, между прочим, когда в юниорах был, тоже всегда осуществлял шефскую помощь подрастающей смене!

– Это мы не сомневаемся, – буркнул Илья.

– Подвох оказался в том, – пояснил Филимонов, – что зал-то наш тренировочный размещался в полуподвальном таком помещении, и водопроводом обслуживался по остаточному принципу. То есть, вода первые минут десять-пятнадцать текла строго холодная, и ее надо было «сливать», и тогда, может, если повезет, пойдет теплая. Вот для этого нас Грушин вперед себя и запускал всегда…

– Ты тоже так наставничал? – строго спросил Илья у Берковича.

– Илья, ну ты же знаешь, что я совсем не то имел в виду! Ладно, давай – чего там дальше?

– Дальше…

Дальше было дальше. И на учебно-тренировочных подвигах Грушин, в отличие от Хуха, форму одежды никогда не путал. Другое дело, что и результатами не баловал. Учитель нам так и говорил: дескать, для Хуха второе место – это неудача, а для Грушина второе с конца – большой личный успех и прогресс. Ну, у Сэнсея с чувством прекрасного всегда порядок был, как вы знаете… Ну и потом опять: Хух оттачивает мастерство в поте лица, Грушин наслаждается жизнью и молодостью, потом общекомандный подвиг, Хух привычно лучший, Грушин наоборот, а в целом – место в середине таблицы. Хух как-то даже хотел наедине с Грушиным пообщаться, обсудить кое-что начистоту… но тут такой наличествовал тонкий момент: Грушин-то был почти на полпуда Хуха тяжелее, да и вообще в объемах превосходил, так что вот. Сохранялось между ними, по-простому говоря, динамическое душевное равновесие.

Так и жили, в общем. Занятие окончено, мы, значит, в душ идем, послушание свое заключительное исполнять, старшие товарищи о своем беседуют… а на улице уже – две дамы сердца Грушина поджидают. У нас там поблизости как раз был закрытый пансион благородных девиц и грядущих дам сердца, ну как «закрытый», раз поджидали… И он, наконец, к ним выходит, весь разодетый, благоухающий такой, после тепленького-то душа, под руки обеих подхватывает, а они еще наперебой хохочут заливисто и Виталия мороженым обе угощают. Нет, ну это правильно, я считаю: хочешь благородного героя нормального – начинай его прикармливать с младых ногтей. А Грушин еще так весело орет Хуху: «Давай ко мне, брат, поделюсь с тобой, куда мне две, жалко, само собой, но мы же друзья!» А Хух поглядит так насуплено, вроде и того и другого охота, вон, и друг предлагает жертвенно, а нельзя. И мороженого нельзя, потому как Хух свято боевые свои три с половиной пуда блюдет всеми силами, чтоб ни грамма лишнего… И девицу не рекомендуется, потому как от Сэнсея на вечер задание есть и по боевой подготовке, и по ментально-медитационной части. Так и махнет рукой опечаленно. Грушину-то что, ему что Учитель сказал, то тут же и вылетело, чуть за порог шагнул.

А тут, значит – разговор между ними серьезный. Мы шейки тоненькие из засады тянем, слова разобрать пытаемся, хоть отрывочно… И выходит такая, значит, тема, что Хух у Грушина интересуется, как ему такие же модные штаны как у того раздобыть…

– Модные были штаны? – спросил Алеша.