Читаем Сказки полностью

Кружеву теней –

Мне б воды той чуть,

Чтоб дойти скорей.


Чтоб всё было так

Сквозь слезы хрусталь:

Вековой покой,

Золотая даль.

Чтоб, замедлив шаг,

Не дыша смотреть,

И шагнуть легко

В голубую твердь10.

Отпусти меня прогуляться

Отпусти меня прогуляться -

Отвори тяжёлую дверь.

За меня не надо бояться -

Я найду дорогу, поверь.


Отпусти меня прогуляться,

– С богом, – тихо вымолви вслед.

Мне поля всё снежные снятся,

Их тревожный сумрачный свет.


Отпусти меня прогуляться

За зари кровавой черту -

Января заветные святцы

Со страниц там белых прочту.


Отпусти меня прогуляться -

На закате тени резки,

В нашей жизни часто абзацы

Начинались с красной строки.


Отпусти меня прогуляться,

Ледяного ветра вдохнуть -

Там сугробы замершим танцем

Мне уже наметили путь.


А к тебе в полуночном глянце

Постучит в окошко беда -

Отпусти меня прогуляться,

Отпусти меня навсегда.

Смерть

(из поэмы «Арто транс», посвященной Джиму Моррисону)

А знаешь, не прощён ты до сих пор –

Посмертно не отпущен смертный грех.

В стране, способной чуть ли не из всех

Бренд сотворить без видимой причины,

Тот, кто вознёсся к солнечным вершинам,

Проникший в подсознанье миллионов,

Чьи фото – чудотворные иконы,

Божественный властитель дум, который

Мог вызывать оргазм у стадионов –

Не то что позабыт, но отодвинут

В раздел архивный, в retro music story,

Где цепью принятой доктрины скован.


«Ну, был такой не в меру прыткий клоун,

На сцену влез посредством внешних чар,

Паршиво пел, считал себя поэтом,

Инстинкт животный пробуждал – фигляр,

Пособник бунта, психопат отпетый –

Страну пятнал и парафинил власти.

Но богохульства, наркота, аресты,

Стриптиз, припадки, маты, выкрутасы

Искусством не являлись и отчасти –

От передоза сдох в Европе где-то».

В запущенной госаппаратом в массы

Role-playing «забыть Джима» все эффекты.


Но ты ничуть не парился б над этим -

Сковать тебя по-прежнему нельзя,

А не прощён – так значит жил не зря.

Музеи, юбилеи, обелиски –

Сплошная хрень – на кой тебе музей?!

Толпе всегда предпочитал друзей,

Что не сдадут, не бросят – самых близких.

Они же братья – Робби, Джонни, Рэй –

И не пырнут вопросом, как заточкой.

Ты с ними отрывался, был ребёнком,

Но знал ты и мучительные ломки

От мысли, что и здесь ты в одиночку.


Случалось так – и задыхались строчки

О том, что ты предчувствием томим,

Что мрак сомкнулся и не сладить с ним,

Что ты чужое место чьё-то занял,

И срок придёт – а ты совсем один…

Смотрел потерянно, насторожённо,

И видел, как заходит гость незваный

Сквозь дверь закрытую – сверхнезаметный.

Прокравшись в угол, выбирает словно,

Кого забрать, и под тяжёлым взглядом

Шептал ты всё: «Меня, других не надо», -

А от дверей тянулся холод смертный.


Но Смерть в углу не выбирала жертву,

Пришла не наугад – наверняка –

За дерзким бунтарём – к двери он ближний,

Изменчивый, как в бурю облака.

За самым смелым, самым беззащитным,

Тревожным самым, но настолько ярким,

Что ослепил пустые ей глазницы.

Им восхищаясь, не могла смириться,

С тем, что играл с ней, раздражал беспечно –

То звал, то прогонял, смеясь над мраком.

Владел он атрибутом жизни вечной –

Огнём крылатым, пламенною птицей.


Шла Смерть по следу неотступной жницей,

Ждала упорно нужного мгновенья

Усталости больной, опустошенья –

Когда ты был один на самом деле

И не дерзил ей, в жизнь уже не веря.

Тогда она приблизиться посмела,

Тебе в молчанье протянула руку –

И ты за ней шагнул к открытой двери,

Ни слова не сказал перед разлукой.

И мир в ту ночь вдруг онемел – ни звука!

Лишь в звёздных штатах – там, на небосклоне –

«Адажио» играли Альбинони.


И тихо у друзей твоих сегодня –

Вопросы сняты все, померкли даты,

Скончалась музыка, не нужно слов.

А в тишине слышнее звуки хруста –

Кромсают, пережёвывают, давят,

Безжалостные жернова часов.

Друзья смирились – свято место пусто –

Уходом тем их срок земной расколот

Как трещиной сквозной с кипящей лавой.

Бороться с тьмой сгущающейся тщетно,

В углу маячит кто-то неприметный,

А от дверей ползёт могильный холод.

Снежная королева

– А тебе ведь к лицу снегопад, -

Ты однажды с улыбкой сказал.

Мы куда-то брели наугад -

Церковь, школа, аптека, вокзал


Оставались у нас за спиной.

В этот день без особых примет

Были улицы все до одной…

Я тогда рассмеялась в ответ,


Но запомнила эти слова

Да особенный пристальный взгляд.

И сегодня, проснувшись едва,

Примеряю заветный наряд.


Примеряю небес глубину,

Тишину присмиревших аллей,

Неподвижность, подобную сну,

Что приснился Царевне-земле


В белоснежном хрустальном гробу…

В смутный час меж закатом и мглой

Я примусь за свою ворожбу -

Кровью снег распишу и золой.


И тебя околдую навек,

Ты уже никуда не уйдёшь.

Запорошит послушный мне снег

Всех тропинок влекущую ложь,


Чтобы вспомнить ты снова не смог

Путь, которым ты прежде ушёл,

Чтоб никто не забрёл в теремок,

Где с тобой нам вдвоём хорошо.


И с тобой целый мир заключён

В хрупкий плен серебристых оград.

Ты, мой Кай, на любовь обречён -

Посмотри, мне к лицу снегопад!

Кондуктор

Небесная турбина

Гудит который день,

И город, сгорбив спину,

Решил, что он мишень.


Не вспомнив об отваге –

Порывы всё больней! –

Спешит он бросить флаги

Отжатых простыней.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия