Сказки Белой Горы. Часть II

Как попал в колонию строгого режима Мурад, – загадка нашей судебной и правоохранительной системы. Максимум, что он заслужил – пятнадцать суток, или штраф. Читая его дело можно обхохотаться. Работая дворником в Подмосковье, он присмотрел за частным забором кучу металлолома, коего в сумме набралось 17 кг. Месяца два Тюбетейкин косился на заманчивую добычу (можно сдать в чермет и две-три пачки сигарет в кармане). Наконец решился. Калитка открыта. Мурад вошёл и приподнял педаль от ножной швейной машинки, прикидывая вес. За этим занятием его прихватил хозяин. Воришка-неудачник, извинившись ретировался. Дело тем и закончилось бы, но Тюбетейкин, на свою беду, пересказал эпизод соплеменнику. Тот, слегка подпитый (не на родине чай), пошёл разбираться и стукнул мужика, но не сильно, так как следы побоев обнаружены не были. Мурад неважно говорит по-русски и во время задержания (мужик накатал заявление) ему были предложены услуги переводчика, который неожиданно оказался под рукой полицейских. Толмач нашептал задержанному, что мол давай пятнадцать тысяч и дуй на все четыре стороны. Жадноватый андижанец, сумму просимую имел, но скупердяйство сыграло отрицательную роль – ничего не получивший переводчик (наверняка шестёрка у оперов), пошептался с полицейским и Тюбетейкину предъявили для начала обвинение в краже, через тридцать пятую статью (намерение). Мурад закусил удила. Вначале наорал на следователя, через два дня на прокурора и судью… Дело разрасталось подобно снежному кому. Со статьи 158, доблестные служители правоохранительных органов перескакивают на статью 161 (грабёж). Узбекский правдоискатель не угомонился и через три с половиной месяца имел обвинение в разбое (статья 162 часть 3). Его приговаривают к трём годам общего режима, а после переквалификации на статью 162, к четырём годам строгого режима… Анекдотично читается бумага о вещественных доказательствах. В ней фигурируют два дырявых бидончика, багажник автомобильный 1971 года выпуска, педаль (которая стала числиться как швейная машинка некомплектная) и остатки переносного телевизора (малоформатного) 1982 года выпуска. Весь этот хлам, первоначально именуемый металлоломом и оценённый в триста с небольшим рублей, согласно делу, перетащили в отдел полиции, как вещдоки. По ходу развития дела эту помойку объявили предметами б/у и пересчитали сумму ущерба по остаточной стоимости вещей. Хлам поднялся в цене до восьми тысяч ровно. Потом очухались, круглая сумма всегда подозрительна и подкорректировали её до 8778 рублей… Со сроком четыре года и без иска (брать-то он ничего не брал, да и побоялись видимо, на случай проверки). Мурад прибыл в колонию и сидел тише воды, ниже травы три с половиной года. Сейчас, когда до освобождения остаётся всего ничего, ему загорелось оспорить приговор. Никакой мистики и фантастики – обыкновенная проза судопроизводства. Шансы на пересмотр дела стремятся к нулю – ворон ворону глаз не выклюет. Даже в случае освобождения домой он не поедет. В России

Карантин и в лучшем случае, его путь лежит в «отстойник» миграционной службы, где условия ничуть не лучше зоновских.

Один, правда пустяковый вопрос меня всё же волнует: «Металлолом, тот, что вещдоки, вернули хозяину, или какие-нибудь сержантики сами сдали его (на бутылку-то хватит?)»

Кстати, полной картины ради, тот самый владелец хлама, согласно судебным протоколам, заявляет о невиновности андижанского уроженца и просит наказать лишь второго, который его стукнул, но, но, но…

Примчался (если можно так сказать о плоховато ходящем старике) одноглазый Юра, полный воодушевления. От него мы узнали о коварном, в стиле ФСИНа, освобождении деда Лени – старейшего обитателя ИК 1948 года рождения, слепого оптимистичного человека-инвалида. Девяносто процентов стариков сидят в нашей колонии «по мокрому), то есть за убийство, или попытку убийства, в крайнем случае – за нанесение тяжких телесных повреждений. Что характерно, до 55-65 лет они числились законопослушными гражданами. Вчитываешься в дело такого бедолаги, сразу подскакивает давление и возникает вопрос: «За что вы, гады, его отправили за решётку?»

Сроки у таких сидельцев как правило невелики, почти у всех – самооборона, но у нашего хитро-мудрого законодательства (с дальним прицелом) отсутствуют понятия этой самообороны. Она вроде бы есть, но что это такое – неизвестно.

Замыслы государства понятны – ему абсолютно не нужны потенциальные пассионарии, да и загнётся предпенсионный старик в лабиринтах системы гораздо скорее, а это прямая выгода – пенсию платить не надо, а то глядишь, жильё освободится…

Лёню регулярно избивал пасынок-наркоман, требуя денег на дозу. Принадлежащий к первому послевоенному поколению дедушка, нахлебавшийся ещё тогда несладкой       жизни и закалённый в таких условиях, какие сегодня неженки и белоручки представить себе не могут, не выдержал (полиция мудро игнорировала его заявления) и дал отпор при помощи табуретки. Неудачно упавший затылком об угол стола любитель наркоты испустил дух…