Сказки Бурого Медведя

— Пусть положат на вашем помосте одежду женскую, Моя-то сгорит, а не хочется мне перед людом нагишом срамиться, — опять удивила Ясна отца Мигобия, и тот лишь кивнул в ответ.

Отошёл отец Мигобий, знак подал, и набежали слуги с факелами, запалили хворост. Вспыхнул костёр почти сразу высоким пламенем, загородив обе фигуры, к столбу привязанные.

Ясна жёлудь в ладошке стиснула, к Дубу приникнув, и заговорила:

— Ой, ты здрав буди, батюшка Яр Пламень! Сожги, спали ты с нас все страхи да переполохи, узоры да притороки! Болезни да мороки, несчастья да беды! Ой, помоги приникнуть к Роду-Батюшке да силы дай Духом воспрянуть!..

Лилась речь заговорная, трещал огонь вокруг, поднимался дух Ясны ввысь, а тело радостью наливалось! Но вдруг задрожала рука Нелени в её руке, задёргалась, забилась от боли!

— Стой, глупая! Обеих нас погубишь! Не думай ни о чём, кроме дочери! — крикнула Ясна.

Но та не смогла удержаться и завопила криком нечеловеческим, смысл которого только Ясна и поняла!

— Отпусти меня, Яснушка! Не могу я терпеть больше! Я тебе бестелесной служить буду! Пусти, а то правда вместе погибнем, так же хоть ты спасёшься!

А огонь уже и Ясну палить начал, уже ожоги появляться стали. Но ещё крепче она руку Нелени сжала.

— Пусти, говорю! — прокричала Неленя, вывернула свою руку, и тут же взлетел дух её, и затихло тело.

Оставшись одна, Ясна чуть не сдалась оттого, что планы её нарушились. Всё труднее ей бороться с огнём становилось, ожоги мешали, внимание отвлекая, голос прерывался, дым душил! Но вдруг сверху рука протянулась, и голос Неленин в голове прозвучал смешливо:

— Благодарю тебя, подруга! Не стало боли, не стало кома тёмного в душе! Теперь и тебе помочь могу! Что делать, говори! А то князь с пастырями вон уже обрадовались, а народ надежду теряет. Коли не будет по-твоему, так большой бедою оно обернётся! Держи руку мою!

Обрадовалась Ясна! Взялась за протянутую руку, и снова чётко речь её полилась! Слова по Миру кругами пошли, опять тело и душу в лад с Яр Пламенем приводя! А вот и он сам появился!

— Что же ты, красавица моя, чуть всё дело не испортила? Скоро уже прогорит всё, а мы с тобой ещё и половины не сделали! Остальные на подходе уже! А ну быстрее!

Слышали люди на площади крики нечеловеческие, потом резко прервавшиеся. Видели, как пламя заметалось, забилось, а потом вдруг прямо и ровно гореть стало, всё больше разгораться да гудеть, хотя дрова прогорели почти. Вот рухнул столб деревянный, вот костёр осел, но столб пламени меньше не становился. Вот шар огненный от него оторвался да на ворота храмового подворья ухнул. Вспыхнули ворота как маслом политые, забегали работники храмовые. Стали вёдрами воду лить да тын растаскивать. Народ с площади, что поближе стоял, тоже помогать начал, и никто, то ли за дымом, то ли сожжением или пожаром отвлечённые, не заметил, как быстро туча чёрная образовалась. Лишь когда гром над головами грянул — оглянулись. А снег уже сыплет вовсю да в дождь переходит! Вот так диво! Гроза зимняя!

Обрадовались чёрные пастыри, что гаснет огонь на воротах, стали сломанное древо благодарить, но вдруг следующий удар молнии прямо в храм угодил, крышу разметав! Не запалил ничего, зато дождём без крыши залило всю утварь храмовую! Книги попортило, ткани вымочило!

Пламя на костре, в котором ведьм сожгли, к дождю опало как-то сразу, лишь гора углей осталась. Но вот закричал народ, что поближе стоял, руками на пепелище указывая! А там зашевелились угли, и поднялась чёрная девичья фигура да к помосту пошла. Разбежались стражники храмовые с её пути, копья побросав! На помосте все в ужасе отпрянули. А она шла, дождём омываемая, и слезала с неё сажа чёрная, чистое, белое девичье тело открывая! Вот к помосту подошла, отёрла остатки копоти, чистую одежду надела, да волосы с лица откинув, к людям повернулась! А сбоку Яробой возник, да подхватив, на плечо себе взметнул, чтобы все видели красоту такую!

— Ясна! — ахнула толпа. — Да смотрите, ещё краше стала! Ещё моложе! Прямо светится вся изнутри! Слава! Слава! Наша взяла! Невиновна она! А пастырей наказало! Вот теперь будете знать, как кривду людям чинить! Слава!

Яробой только у костра по-настоящему понял, как влюбился, и поначалу хотел к любимой в огонь пойти, да вспомнил, что неотомщённой она останется. Вот отомстив, можно и к ней присоединиться. Поэтому только на огонь и смотрел. И когда Ясна из углей встала, сразу узнал её, и было ему всё равно, белая она или чёрная! Да хоть в крапинку, плесенью покрытая, лишь бы она. Рванулся он к ней, да сквозь толпу не сразу пробьёшься, вот горожанин с пути отлетел, вот стражника ударом унесло, вот и она рядом уже одетая, волосы назад убирает! Вот повернулась — народ славу кричит, и Яробой её, как пёрышко подняв, на широкое плечо себе сажает! Слава!