Сказки Дании

Сделал кузнец ему посох – такой же, как обычные путники используют, только из железа. А Ганс взял его и на палец намотал, будто бечёвку. Нет, говорит, этот посох не годится. Тогда выковал Басмус железную жердь толщиной и длиной с оглоблю – а Ганс взял да и согнул её через колено. Жердь так на две половины и разломилась, будто соломинка. Пришлось Басмусу собрать всё железо, что было у него, и выковать, с помощью Ганса, новый посох. Этот вышел тяжелее наковальни, но Гансу понравился.

– Вот спасибо, отец! Теперь я получил от тебя то, что мне по рождению причиталось; теперь я уйду.

С этими словами Ганс покинул селение – к немалой радости кузнеца, который уж начал бояться, как бы этакий прожорливый сынок по миру его не пустил.

А Ганс весьма скоро добрался до большого поместья, и случилось ему наткнуться на хозяина, который как раз стоял во дворе.

– Куда путь держишь? – окликнул Ганса помещик.

– Места ищу, где нужны крепкие да выносливые работники и где кормят вволю.

– Вот какое дело, – заговорил помещик. – В эту пору обычно трудятся у меня двадцать четыре работника, но пока сыскал я лишь дюжину. Найму тебя, если желаешь.

– Желаю, – отвечал Ганс. – Работать я буду за двенадцать человек, но и есть пускай мне дают, как давали бы целой дюжине крепких парней.

На том и порешили. Помещик сам повёл Ганса на кухню, сказал кухарке, что новый работник будет съедать столько же, сколько съедают остальные двенадцать; пусть с таким расчётом и стряпает. Зато посуды мыть придётся меньше, ведь Ганс станет есть не из миски, а прямо из котла, и не ложкой, а половником.

 

Уже смеркалось, и всех дел у Ганса было – как следует поужинать. Дали ему целый горшок гречневой каши. Выскреб его Ганс до самого донышка и говорит:

– Ну, вроде заморил червячка. Авось до завтра нутро голодом не сведёт.

И завалился спать. Спал он крепко. Уж и утро наступило, и остальные двенадцать работников пробудились, поели и за дело принялись, а Ганс знай храпит. Сам хозяин и тот давно был на ногах. Разбирало его любопытство: как это новичок станет за двенадцать человек работать?

Но Ганс ещё и не появлялся на ферме! Солнце стояло высоко, и хозяин сам пошёл будить новичка.

– Вставай, Ганс! Что-то ты заспался! – кричит он прямо у Ганса над ухом.

Русалкин сын сел, протёр глаза и говорит:

– Твоя правда, хозяин. Мне давно завтракать пора!

Встал он, оделся – и скорей на кухню, а там уж полный горшок каши его дожидается. Мигом проглотил Ганс кашу и спрашивает:

– Что делать надобно, хозяин?

На тот день наметили молотьбу, и все остальные работники давно были заняты. Имелось в хозяйстве двенадцать токов, и на шести уж трудились двенадцать парней – по двое на каждом. Осталось ещё шесть токов – специально для Ганса. Требовалось от него обмолотить все снопы, что там лежали.

Вот вошёл Ганс на гумно, выбрал себе цеп, поглядел, как молотят остальные работники, и давай повторять за ними. Но едва взмахнул цепом, едва обрушил его на сноп – разлетелся цеп на мелкие щепочки. Висело над Гансовой головой ещё несколько цепов, стал Ганс снимать их по очереди – и каждый у него вдребезги разбивался. Тогда понял Ганс: другое орудие надобно. Взял он пару брёвен, углядел на стене конскую шкуру, порвал её на полоски и теми полосками связал два бревна. Так получился у Ганса великанский цеп. Одно бревно было рукоятью, иначе – держалом; другое – бойком. Им-то стал он бить по снопам. Вроде пошло у него дело на лад, одна беда – крыша низковата. Недолго думал Ганс – расправил плечи, поднял руки да и снял крышу вовсе, на землю положил. Затем уж молотил он без помех и очень скоро справился с теми снопами, что хранились на току. «Молотить так молотить!» – решил Ганс и пошёл по гумну, собирая другие снопы. Весь хозяйский хлеб обмолотил, да не догадался сортировать зерно. Рожь и пшеница, овёс и ячмень лежали у Ганса в одной огромной куче, перемешанные, только он в том беды не видел. Пришлёпнул Ганс крышу обратно на балки, словно крышку на ящик, и прямиком к помещику.

– Гляди, хозяин, – выполнил я задание!

Помещик глаза выпучил от удивления, пошёл на гумно – проверять. И правда, обмолочены все снопы, да только радости в том мало – ведь зерно перемешано. Но ни словом не упрекнул помещик Ганса, потому что заметил цеп, которым новый работник молотил. Да и крыша косо сидела на балках. И понял тогда помещик, что пустил он в дом небывалого силача. Таких лучше не злить! Вслух похвалил помещик Ганса, но добавил:

– Не закончил ты ещё работу – зерно-то надобно очистить.

– Как это? – спрашивает Ганс.

Принялся помещик объяснять: «очистить» значит отделить зёрна от шелухи. Взял Ганс решето, бросил в него пригоршню неочищенного зерна и затряс что было силы. Вскоре понял он: этак и за неделю не управиться. Недолго думал Ганс. Отворил он двери (а они проделаны на гумне в обеих узких стенах, напротив друг друга), у одной двери лёг на пол да как дунет! Поднялась вся шелуха в воздух, вылетела тучей в другую дверь, опустилась возле гумна, землю собой закрыла. А зерно осталось чистым.