Сказки для долгой ночи

После того как ушёл Инго, грудь вновь зачесалась, словно до этого перхотку что-то сдерживало. Веся всё чесала и чесала, пока не обратила внимание на пальцы: они потемнели, словно их окунули в сажу. Опустив взгляд, Веся увидела знак, нарисованный у неё меж грудей. Такой знак не встречался ни на стенах, ни на потолке – нигде в комнате, только на груди: палочка вертикальная и чуть наклонённая горизонтальная. Веся догадалась, что это из-за него так жжётся внутри, что хочется вывернуться наизнанку.

Она точно не знала, когда придёт ночь, но чувствовала: закат уже близко. В комнате темнело, но знаки подсвечивали округлые брёвна стен. Спать не хотелось – чувство замкнутости, заточённости только усиливалось.

В груди нестерпимо горело, рвалось наружу, скреблось, будто вот-вот полезут черти. Под её кожей кто-то жил, им двоим было слишком тесно в одном теле. Лопатки выворачивались – они желали принять иную форму. Стопы стали удлиняться. Веся ясно чувствовала, как телу хотелось сломаться, преобразиться, но знаки не позволяли, они держали гневающуюся сущность внутри.

Сначала Весе казалось, что кто-то в неё вселился – ведь не может она так измениться? Но потом пришла тоска по полёту, и предвкушение высоты, и радость от скорой встречи с ветряными потоками, и желание схватить верхушку самой высокой сосны. Тогда стало ясно: вовсе не чуждая ей сущность стремится вырваться из тела. Это сама Веся. Это всё она. Истинная, без прикрас. И если она не избавится от давящей, оплетающей со всех сторон невозможности быть собой, то просто лопнет, словно переспелый дикий огурец.

Веся спустила ногу на пол и вскрикнула от обжигающей боли. Но боль привела в чувство, вселила уверенность и храбрость. Веся резко встала, но смолчала, лишь ощутила, как по щекам потекли слёзы, закапали с подбородка на грудь, размывая знаки, очищая тело. Словно по раскалённому полуденным зноем песку она добрела до окна. Тронула ставни, подавив новый приступ разрывающей, припекающей боли, и что было сил толкнула створки.

На небе сияла полная луна. Она выжидающе смотрела на Весю. Та медлила, сомневалась. Что делать дальше? Куда деваться? Кто она теперь?

Её заточили, чтобы она перестала быть собой. Но настало время принять правду, принять, кто она на самом деле.

Невесомо касаясь жалящего подоконника, Веся выбралась под чистое звёздное небо. Облизала сухие от волнения губы. Чувствуя лёгкость и долгожданную свободу, облегчённо повела удлиняющимися лопатками под тонкой рубашкой.

Яркую, усеянную тёмными пятнами луну накрыла тень летящего вдаль ящера.

Мария Светличкина

Сказка о Человеке

Было время, когда люди ещё не придумали границ. То был мир плавных течений и гармонии. И вросло тогда в землю место – перекрёсток путей, смешение дорог. Пески пустынь и степей граничили с лесом у реки. Река же порождала необъятную дельту и вела в море. Там скорпионы разбегались перед верблюдами, щука и осётр проносились под водной гладью и два шага отделяли зелёную тень от марева жёлтой пустоты.

В тех краях хаживали открыто среди людей духи и полузвери. Шаманы разводили костры на песках, а ведуньи гадали на урожай. Было среди нелюдей племя дев-сорок – то ли ведьмы, то ли звери в человечьей коже. Никто уже не упомнит доподлинно, но подсказывает родовая память, что собирали те девы урожай раз в год. Если он приходился им по душе, то и людским селениям хватало сил дожить до новой весны. В годы особого сорочьего довольства люди набивали мешки чилимом, сизая ежевика сама падала в руки, ягоды паслёна стеной висели на голых ветвях даже в самую страшную зиму. Но такие годы выпадали редко, ведь излюбленным лакомством загадочных дев были малые детки – чем младше, тем слаще.

Раз выпали на долю тех мест тяжёлые годы: из зимы в зиму всё сложнее становилось людям, всё меньше доживало до нового тепла. Думали они, ждали, но решились-таки собрать урожай для дев-сорок. Принесли в урочный час под белую иву корзинку, трижды поклонились в пол и ушли спиной вперёд. Минул день – показались на темнеющем небе первые звёзды, ожил ночной ветер, мрак растёкся по барханам, грозя перелиться через реку и утопить в себе корзинку вместе с её содержимым. Тут-то и подлетели к подношению три чёрно-белые птицы.

– Хороший урожай собрали для нас. Тяжёлые годы всегда заканчиваются самой сладкой жатвой, – начала Старшая, разглядывая глазками-бусинками подношение.

– Твоя правда, сестрица, – ответила Средняя.

– Сестрички мои родные, – грустно протянула Младшая, – смотрите, как улыбается Малыш. Никто раньше не улыбался нам, а этот улыбается. Давайте мы его себе оставим?

– Ишь, чего придумала! Пять зим мы ждали такого подарочка, а ты хочешь его обратить в бремя? На кой он нам нужен? Не глупи, сестрица, не думай о лишнем, это сейчас он маленький, а вот как вырастет… Кем он станет? – захлопала крыльями Старшая.

– Кем же, сестрица?

– Известно кем. Да всем, кроме тебя это, видимо, известно! Нет. Не нужно нам такого. Не сможет он с нами, а мы с ним. Его племя по-нашему жить не умеет.