Сказки Италии

Матушка поспешила в дом, открыла бельевой сундук, в котором держала приданое дочерей, достала оттуда скатерти и простыни из тончайшего полотна, расстелила их гладенько по земле; Антонио завёл на них осла и крикнул: «Бриклебрит!» Однако на сей раз ничего не добился, осёл обратил на заветное слово не больше внимания, чем обратил бы на лиру, если бы та вдруг зазвенела у его уха. Два, три, четыре раза выкрикивал Антонио «бриклебрит!» – всё без толку, словно он с ветром беседовал.

В отвращении и гневе на бедное животное схватил он толстую палку и принялся молотить ею осла, да так, что едва все кости ему не переломал. Осла такое обхождение расстроило до того, что он не только драгоценностей никаких не изверг, но и скатерти с простынями изодрал и перепачкал.

Увидела бедная Мазелла, что приданое зазря пропало, что не стала она богачкой, а только дурой себя выставила, и, схватив другую палку, отдубасила Антонио столь немилосердно, что он снова припустился бежать и остановился лишь у пещеры великана.

Хозяин его, увидев, в каком жалком состоянии возвратился юноша, сразу понял, что с ним приключилось, и без обиняков сказал Антонио, какого тот свалял дурака, позволив хозяину харчевни обвести себя вокруг пальца и всучить ему вместо волшебного осла другого, ничего не стоящего.

Антонио смиренно выслушал великана и торжественно поклялся, что никогда больше такой глупости не совершит. Прошёл год, и снова обуяла Антонио тоска по дому, неотступное желание повидать родных.

А надо вам сказать, что великан, сколь ни был он безобразен и страшен на вид, сердце имел предобрейшее, и, увидев, как беспокоен и несчастен Антонио, он вмиг отпустил его домой погостить. А при прощании дал ему прекрасную скатерть и сказал:

– Подари её твоей матери, да только смотри не потеряй, как потерял осла, и, пока не доберёшься до дома, остерегайся произносить слова «скатерть, развернись» и «скатерть, свернись». Произнесёшь – сам виноват будешь, потому как я тебя честно предупредил.

Выступил Антонио в путь, а едва пещера скрылась из глаз, положил он скатерть на землю и сказал: «Скатерть, развернись». В тот же миг скатерть сама собой расстелилась и покрылась множеством драгоценных камней и иными сокровищами.

Полюбовавшись на них, Антонио сказал: «Скатерть, свернись» – и продолжил путь. Опять доехал он до той самой харчевни, призвал к себе хозяина и велел ему спрятать скатерть получше и ни в коем случае не говорить ей «скатерть, развернись» и «скатерть, свернись».

Негодяй хозяин ответил:

– Не извольте беспокоиться, буду смотреть за ней, как за своей собственной.

А после накормил Антонио, напоил да удобно спать уложил, пошёл к скатерти и сказал:

– Скатерть, развернись.

Она развернулась, и увидел харчевник такие сокровища, что сразу решил её присвоить.

Проснулся утром Антонио, хозяин выдал ему точно такую же скатерть, какая у него прежде была. Глупый юноша приехал, осторожно держа её в руках, в дом матери и сказал:

– Богаты мы теперь будем несметно, позабудем, как в лохмотьях ходили, а есть станем всё самое вкусное.

С этими словами расстелил он скатерть по земле и сказал:

– Скатерть, развернись.

Однако повеление это он мог повторять сколько душе угодно, только воздух сотрясал бы напрасно, потому что ничего не происходило. Увидев это, повернулся Антонио к матери и сказал:

– Старый мерзавец хозяин харчевни опять меня надул, однако он ещё пожалеет об этом, потому что, если ещё раз попаду в его харчевню, я заставлю прохвоста раскаяться в том, что он и осла моего украл, и иные сокровища.

Новое разочарование до того рассердило Мазеллу, что она, не удержавшись, обругала Антонио на чём свет стоит и велела ему убираться с глаз долой, потому что больше он ей не сын. Бедного юношу её слова очень расстроили, и поплёлся он к хозяину, как собака с поджатым хвостом. Великан сразу догадался, что случилось. Он тоже от души отругал Антонио и сказал:

– Не понимаю, что мешает мне башку твою вдребезги расколотить, никчёмный ты растяпа! Только и умеешь, что языком молоть без устали да всё выбалтывать. Если бы ты промолчал в харчевне, с тобой такая беда не случилась бы, а значит, винить за нынешнее несчастье ты можешь только себя.

Антонио выслушал слова хозяина молча, и выглядел он при этом как побитая собака. Когда прослужил он у великана ещё три года, опять на него тоска по дому напала, захотелось увидеть мать да сестёр.

Попросил он разрешения съездить домой и сразу же его получил. А прежде чем он отправился в путь, великан подарил ему украшенную прекрасной резьбой палку и сказал:

– Возьми эту палку на память обо мне, но остерегайся произносить «взвейся, палка» и «ложись, палка», потому что, если произнесёшь, мало кто тебе позавидует.

Взял Антонио палку и сказал:

– Не волнуйся, не такой я дурак, как ты думаешь, получше многих знаю, сколько будет два и два.

 

– Рад это слышать, – ответил великан, – однако слова у женщин, у мужчин же дела. Ты слышал, что я сказал, а кто предупреждён, тот вооружён.