Сказки Китая

— Не тревожься, братец! Потерпи малость! Должен я тех удавов убить.

Спрашивает мальчик:

— А знаешь, как они свирепы? За день два десятка кабанов да десяток тигров проглотят, сайгаками да оленями заедят. Глаза выпучат — каждый больше блюда будет, язык высунут — он длиннее целой штуки холста. Как же ты один их одолеешь?

Запечалился тут юноша и спрашивает:

— Что же мне делать, братец, посоветуй!

Отвечает мальчик:

— Не бойся, старший брат, не печалься! Знаю я способ, как царей-удавов убить!

Захлопал мальчик в ладоши и запел:

Чтоб убить царей-удавов,
Надо праздника дождаться,
А дождешься — ровно в полдень
Ядом стрелы напои!

Спел мальчик песенку, похлопал себя по животу и вместе с осликом пропал с глаз.

Опомнился тут Лю Юн-цзюнь, поскреб в затылке, смотрит: Полярная звезда в небе ярко блестит, значит, время за полночь. Побежал скорее домой.

С той поры твердо поверил юноша, что одолеет царей-удавов. Еще усерднее стал упражняться, вскорости мог двумя стрелами разом сто из ста выбивать.

Идет время, уже недолго до праздника Дракона. Тревожатся цари-удавы: не одну тысячу лет лежат они на красной осыпи, в кольцо свернувшись, а тут вдруг лисица им доложила: выучился Лю Юн-цзюнь стрелять, искуснее некуда, скоро в горы явится мстить вам. А удавы в четыре глаза старый женьшень берегут, как бы кто из людей его не похитил.

Услыхали цари-удавы, что сказала лисица, разъярились, стали изо ртов черный дым выпускать, всю гору дымом укрыли, ну прямо колпак на нее надели — ничего не разглядишь. После стали удавы огонь из пасти изрыгать, чтоб все дотла сжечь, что на горе есть. Запечалились тут старые деревья, боятся, как бы дети их и внуки в страшном огне не сгорели. Волки, гады, тигры да барсы в норы со страху попрятались. Ястребы и те не летают над красной осыпью, не хотят в ядовитой пасти умереть.

Злобствует царь-удав, разное волшебство в ход пускает. Ветер бешеный наслал, гром громыхает, молнии сверкают, того и гляди небо обрушится, земля расколется. Мало ему, так отравил еще ядом все горные реки — кто воды напьется, вмиг умрет.

Не испугался Лю Юн-цзюнь. Как ни отговаривала его мать, как ни удерживала — все напрасно. В первый день пятой луны повесил на спину котомку с едой, вскочил на коня, в горы поехал. Едет, едет, притомился, есть захотел, да и конь голодный, идти не может. Слез юноша с коня, речушку отыскал, воды пригоршню зачерпнул, хотел напиться, вдруг слышит — ворона кричит:

— Кар-кар! В воде яд, не пей!

Выплеснул юноша поскорей воду, а во рту сухо, аж горит. Вдруг откуда ни возьмись лягушка:

— Ква-ква, ква-ква! Беги к каменной плите, коли напиться хочешь, вода там чистая, вода там вкусная!

Скачет лягушка впереди, Юн-цзюнь следом за ней бежит. Пришли они вскорости к большому плоскому камню. Юноша себя от жажды не помнит, быстро камень в сторону сдвинул, а оттуда чистая родниковая вода бьет. Зачерпнул юноша пригоршню, напился, будто заново на свет народился. Силы в нем прибавилось, поел он, коня накормил да напоил, передохнул малость.

Тут темнеть стало. Хотел было Лю Юн-цзюнь место себе для ночлега отыскать, вдруг смотрит: пещера каменная, в пещере кровать, из веток плетенная. Обрадовался юноша, вошел, а птичка малая банчуйняо кричит с дерева, надрывается:

— Цюй бу дэ, цюй бу дэ, не ходи, не ходи! Там гнездо змеиное.

Выскочил юноша из пещеры, смотрит: кровать плетеная вся рассыпалась, красные языки из нее повысовывались. Да как много! Оказывается, кровать не из веток — из змей сплетена была. Ждали они, пока юноша ляжет, чтоб до смерти его изжалить, да спасла его птаха малая банчуйняо. Вскочил Юн-цзюнь на коня, другое место для ночлега искать отправился.

Едет, едет, смотрит — ствол старого дерева впереди. Диковинным он юноше показался. Голый-преголый, ни веточки на нем, ни листика, а где ствол надвое делится — доска поперек лежит. Вот бы, думает юноша, на нее улечься спать, куда как спокойно. Только хотел он коня привязать, наверх залезть, вдруг слышит — сорока стрекочет:

— Чак-чак-чак, наверх не лезь! Чак-чак-чак! В старом дереве ждет смерть! Чак-чак-чак!

Смекнул тут Лю Юн-цзюнь, в чем дело. Быстро от дерева отбежал. Закачалось вдруг дерево, вместе с доской исчезло, оказалось — не дерево это вовсе, а удав. Ствол — его тело, развилка на стволе — пасть разинутая, доска на развилке — язык огромный. Улегся бы юноша спать на доску, проскочил бы прямо удаву в пасть.