Помнил юноша наказ матушки, не издал ни звука, тогда и голос где-то вдали постепенно смолк. Вторую неделю Ша Исянь вверх лезет, гора вся старыми деревьями заросла, густыми да толстыми, под ногами повсюду лианы колючие. Пройдешь сто шагов, пройдешь тысячу, одежда на тебе вся колючками изорвана, ноги все насквозь проколоты. Ползет Ша Исянь вверх, боль терпит. Змеи ядовитые с деревьев головы свешивают, тигры впереди ревут. Бьется сердце у Ша Исяня, бин-бан, колотится. Сбоку вдруг выполз огромный змей-удав, глаза, словно два фонаря, горят, сам толстый, как бадья для воды, злобно так пасть свою разевает. От страха у Ша Исяня ноги ватными сделались. Вдруг слышит еще за спиной грохот, гремит так, что горы качаются, земля ходуном ходит. Задрожал Ша Исянь со страху, забыл наказ старой тетушки, повернул голову, глянул, а в глазах только пелена темная. Вмиг превратился он сам в глыбу каменную.
Как ушел Ша Исянь из дому, мать его каждый день вдаль смотрит. Проглядела одну неделю, две… двадцать раз уже миновала джума, а не видать Ша Исяня, не идет домой. Пошла мать к соседям справа, заняла немного рисовой муки, сварила жиденькой болтушки, дала поесть среднему сыну Ша Ичжэню, приготовила несколько лепешек ему в дорогу.
— Иди, — сказала Ша Ичжэню матушка, — отыщи золотую птицу и своего старшего брата!
Не стал брать Ша Ичжэнь с собой сапожный инструмент, прихватил только лепешки да все туфли, что дома были, попрощался с матерью и пошел туда, откуда золотая птица прилетала.
— Буду молить Аллаха, чтоб защитил он тебя в пути, пусть дождемся мы от тебя доброй весточки, — сказала мать ему, стоя в воротах.
Семь недель шел Ша Ичжэнь и дошел до развилки дорог. Видит — у дороги спит какая-то бабушка. «Вот старый человек, а счастлив, заснула прямо в поле», — подумал он и закричал:
— Тетенька! Коль иду искать золотую птицу, какая дорога самая ближняя?
Приоткрыла старушка левый глаз и говорит таким тоненьким голоском:
— Двадцать недель я не ела, совсем горло у меня ссохлось.
Достал Ша Ичжэнь из мешка лепешку, отломил половину, протянул бабушке:
— Ладно, бабушка, н
Распрямила старая свою ленивую поясницу, съела лепешку и говорит:
— По левой дороге пойдешь — к горе сокровищ попадешь, по правой пойдешь — к казенным амбарам попадешь. Коли хочешь отыскать золотую птицу — по средней дороге отправляйся.
Приоткрыла тут старушка правый глаз, оглядела им Ша Ичжэня и говорит:
— Ай! Не ходи-ка лучше! На средней дороге гора на горе громоздится, по горам удавы да змеи кишмя кишат, всюду тигры да волки рыскают.
— Раз мама велела, ничего не поделаешь. Должен отыскать я золотую птицу и брата старшего домой привести.
— Ну, ладно! Запомни только хорошенько: тигр появится — не бойся, змея подползет — пусть ползет, люди окликать будут — не отвечай, горы закачаются, земля завоет — никогда назад не оборачивайся.
Поблагодарил Ша Ичжэнь старушку и отправился в путь. Еще семь раз миновала джума, и подошел он к подножию огромной горы. Гора-то! Вверх идет — вершины не видать, лес на ней густой-прегустой. Взбирался на нее Ша Ичжэнь полнедели, больше ползти нет мочи, забрался на большое дерево, заснул и проспал вторую половину недели. Вторую неделю взбирается вверх юноша, видит — тигр злющий, от страха Ша Ичжэнь голову поднять не может, взглянуть не смеет. Долго лез, к полудню большое дерево отыскал, только думал на него взобраться, поспать немного, вдруг слышит — женский голос зовет:
— Ша Ичжэнь, Ша Ичжэнь!
Дрогнуло сердце юноши, забыл он наказ старой тетушки. «Кто это? Может, тоже золотую птицу ищет?» — Не успел он так подумать, а голос уже совсем близко раздался.
— Ай! Здесь я!
Смотрит — перед ним прекрасная девица очутилась. По правде говоря, отроду не видал Ша Ичжэнь такой красавицы. Только глянул на нее, в глазах зарябило. Понял только, что красавица она удивительная. А девица захихикала весело:
— Что ж это ты на дереве спать собрался? Пошли ко мне, отдохнешь немного.
Потянула она его за собой, а у Ша Ичжэня в голове помутилось — ни согласиться, ни отказаться не может, а ноги-то сами собой за ней идут. Обогнули два больших дерева, и впрямь — домик. Дом-то совсем новый, до того новенький, что сверкает весь. Только вошли в ворота, а там кресло, шкурой покрытое.
— Садись, садись, — изо всех сил девица его усаживает.
Совсем поглупел Ша Ичжэнь, ничего не соображает, опустился в кресло, хый! Тотчас же превратился второй брат, как и первый, в каменную глыбу.
Как ушел Ша Ичжэнь, мать все на дорогу глядит да глядит. Неделю глядит, другую… двадцать недель прошло, а все не видно Ша Ичжэня. И вот однажды младший сын Ша Идэ и говорит матери:
— Мама! Теперь я пойду! Двадцать недель прошло.
Не пускает его мать:
— Молод ты еще! Уйдешь, я одна останусь. Может, братья твои еще воротятся.
Так и не смог Ша Идэ уйти. А мать каждый день говорит:
— Может, завтра они вернутся с золотой птицей.
Неделю так говорила, две, двадцать недель говорила, а все не видно на дороге сыновей. Ничего не поделаешь, пришлось матери согласиться.