Читаем Сказки Китая полностью

Хо! Уж не золотая ли это птица! Точь-в-точь как во сне привиделась, все тельце золотом блестит, все перышки золотыми лучами сияют. Как прекрасны цветы вокруг в золотых лучах! Остолбенел Ша Идэ, долго так стоял, потом вдруг очнулся, а раны на теле не болят, в ногах снова сила есть. Побежал он, помчал — вперед. Скорей! Сад, где живет золотая птица, вот он перед ним, совсем рядом. Бан — вдруг ударился он обо что-то. Упал Ша Идэ, пролежал долго, потом только с силами собрался, встал на ноги. Оказывается, то стена была хрустальная. Как высока она? Приподнялся он, рукой пощупал, не достал до верху. А птицы в саду высоко порхают, долетают до этой стены — стукаются. А велик ли сад? Пошел Ша Идэ вдоль стены, руками ее щупает, шел, шел, никак к тому месту, откуда начал, не вернется. Круглая стена, нет ни дороги, ни ворот. Как тут быть? Вроде два круга уже сделал, разволновался, заболели все раны у него на теле, затекли ноги, повисли руки, упал без сил Ша Идэ подле хрустальной стены и забылся тяжелым сном.

— Спаси меня, третий брат! — кричит из-под земли во сне ему старший брат.

— Скорей тащи меня, младший брат, — кричит второй брат, а сам в крови весь на земле лежит.

— Не видать нам счастливых дней без золотой птицы, — увидал он перед глазами грустное нахмуренное лицо своей матери.

Сердито раскрыл Ша Идэ глаза, поднял голову, стал старательно за золотой птицей смотреть да за цветами наблюдать. До чего же красивый цветник: крупные цветы, мелкие, высокие, низкие, всяких оттенков, всяких сортов. А золотая птичка привольно по яблоньке с золотыми плодами прыгает. Ай! Как жаль, что все это словно отражение в зеркале: видеть — видишь, а потрогать нельзя.

Побродил Ша Идэ туда-сюда, пошарил там-сям, всюду одно и то же. Видно все насквозь, а потрогаешь — стена ледяная — ни угла, ни щели. Золотая птица там привольно прыгает, цветы цветут такие свежие, птицы всякие летают, пчелы хлопочут.

День глядел, два глядел, видит — одна пчела летала-летала да и вылетела наружу. «И-и! Вот диво-то!» Прилепился Ша Идэ к тому месту, откуда пчела вылетела, замер, смотрит. Много времени прошло, еще одна пчела вылетела. Подпрыгнул тут Ша Идэ от неожиданности, осторожно рукой пошарил. Э! Оказывается-таки, есть дырочка, величиной с замочную скважину. Как тут быть? Еще одна пчела влетела — другая вылетела. «Вот бы мне пчелой оборотиться», — подумал юноша. Стал опять на цветы глядеть — до чего же они свежие, как привольно там птицам летается. «Вот бы мне птицей оборотиться!» — подумал Ша Идэ.

Вдруг — пу-пу-пу — захлопали рядом крылья, и маленькая изумрудно-зеленая птичка подлетела и уселась ему прямо на руку, а в клюве у нее ключик. Схватил Ша Идэ поспешно ключик, вставил его в дырочку, дрогнула хрустальная стена. Толкнул он ее с силой, заскрипела дверь и отворилась! Чистый, ароматный запах ему в нос ударил, до чего же вкусно пахнет, никогда такого не чуял.

Вдохнул Ша Идэ глоток ароматного воздуха, по всему телу истома разлилась, вдохнул два раза — в сердце невольно радость почувствовал. Вдохнул еще раз. Хэ! Будто голову ему сменили. Все тело легкое стало, хоть пари в воздухе. Осветили его тело золотые лучи — вся одежда новой сделалась, раны на теле все затянулись. Тут изумрудно-зеленая птичка взяла опять в клюв ключик, хлопнула крыльями и улетела.

— Спасибо тебе, зеленая птичка! — поблагодарил ее Ша Идэ и легкими шагами, словно танцуя, пошел туда, где летала золотая птичка.

Если с чистым сердцем идешь искать золотую птичку, не станет она от тебя прятаться. Подошел к ней Ша Идэ и говорит:

— Золотая птичка, золотая птичка! Прошу тебя, спаси мою мать! Спаси моих братьев! Спаси весь наш город!

Кивнула головой золотая птичка, подлетела к нему, села на его правое плечо, а потом собралась с силами и в ворота вылетела. Ша Идэ за ней следом торопится, золотая птичка еще быстрее летит, Ша Идэ еще быстрее, бегом бежит. Летит золотая птица прочь от своего сада, а цветы да фрукты вслед за ней летят. Упадут золотые лучи на высокие горы, высокие горы в низкие превращаются. Упадут золотые лучи на огромного удава, а он в кучу земли превращается. Упадут золотые лучи на ядовитую змею, ядовитая змея в пепел превращается. Упадут золотые лучи на тигра или волка, тигры, волки в камни превращаются. Упали золотые лучи на каменные глыбы — старший брат, средний брат снова в людей обратились. Упадут золотые лучи на пашню, созреют на ней все злаки. Упадут золотые лучи на старого человека, сразу он молодым становится. Молодого осветят — сразу мудрым делается.

Прилетела золотая птичка к дому Ша Идэ, и сам он домой вернулся. Приняла матушка золотую птицу, осталась птичка жить у них в доме.

А через две недели и два других сына вернулись.

С тех пор и семья Ша и все другие люди зажили счастливо.

Птичьи перья

корейская сказка

В старину в далеком глухом ущелье жили две семьи, обе небогатые. У одного соседа был сын, звали его Ма Даный, у другого — дочь. Имя ей было Коппыни, что значит Красавица. С детства они росли словно брат и сестра: вместе играли и пели, рядом в поле трудились.

Перейти на страницу:

Все книги серии Bibliotheca mythologica

Похожие книги

На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Сказки народов мира / Проза / Классическая проза / Русская классическая проза