Сказки Мира Любви

–Они не могут иначе. Каждая из них несет в себе всепоглощающее стремление к бывшему единству, и они стремятся соединиться в то белое Нечто, частью которого они были. Но весь фокус в том, что синтез может произойти только по определенной схеме обратной геометрической прогрессии, когда каждая должна соединится со строго определенной другой, единственной из всех.

–Ты имеешь в виду определенный цвет?

–Не просто цвет, а определенный оттенок, не доступный даже нашему восприятию.

–И каждая из этих крошек мечется, чтобы найти ту единственную, предназначенную для нее? Но ведь это, наверно, очень трудно?

–Трудно – это не то слово. Даже если они и столкнутся, то, чтобы почувствовать возможность синтеза, они должны какие-то время лететь вместе, что довольно сложно, учитывая хаос, который там царит.

–А потом?

Через некоторое время наступит момент, и они обе перестанут существовать, исчезнут, уступая место новой искорке другого оттенка, которая будет летать, пока не встретит и не сможет удержать ту, что предназначена ей программой.

–И однажды все цвета исчезнут?

–Ну, что ты. Эта игрушка практически вечна. Теоретически, конечно, ты права, а на практике эти малышки будут суетиться еще тысячелетия, пока шар только начнет светлеть

–Бедняжки… Долго-долго искать и найдя исчезнуть…

–Кто знает, может быть, мгновения синтеза вознаграждают их за все, да и незачем говорить о них как о живых, они же ничего не чувствуют, у них ведь нет души.

–И они не умеют любить так, как мы любим. Это чудо, что мы с тобой встретились. Мне кажется, что я родилась только для того, чтобы однажды встретить тебя.

–И не только для этого. Мы будем с тобой вместе долго-долго.

И два нежно светящихся сгустка пламени, розовый и серебристо-серый,

слились в едином порыве. Их протуберанцы, переплетались и, просвечивая друг сквозь друга, порождали совершенно фантастические оттенки. Два огня, словно увеличившись, переливались всеми мельчайшими полутонами своего цвета, становясь все бледнее, пока все зарево не превратилось в сияющий белый огонь Пламя дрожало, пульсировало в едином ритме и какие-то тихие, нежные слова изредка словно выплескивались из него…

Сдержанно сиял опаловый шар, накладывая свои радужные блики на маленький плотный сгусток, который пытался взлететь и неловко опускался вниз. Огромный мир вокруг него был словно покрыт зеркальной амальгамой, и в этой зеркальности проплывали, то соприкасаясь, то отталкиваясь друг от друга, разноцветные тени. Маленький сгусток, излучающий любовь и гармонию, не имел памяти и не понимал, зачем он пришел в этот мир, но что- то непонятное приподнимало его над землей и куда-то звало.

Наконец ему удалось подняться, его затопило чувство радости оттого, что он летит, и медленно, слегка неуклюже, он проплыл над опаловым шаром, не замечая его, навстречу миру зеркал, развернувшемуся перед ним.

ОБЫДЕННАЯ СКАЗКА

-Я возьму эту пару, – с этих слов началась их жизнь.

До этого были железные машины и человеческие руки, что-то делавшие над ними; потом в них вдели шнурки и положили в коробку, пахнувшую клеем. Ожидание и время перемешались и застыли, как желе, крепко держа их в своих объятиях. Они по-настоящему ощутили себя частью этого мира только тогда, когда человек надел их на ноги и потопал ими перед узким зеркалом, в котором не было видно ничего, кроме ног в коричневых туфлях со шнурками. Увидев себя в зеркале, обе туфли замерли от восторга: как здорово быть такими красивыми, изящными, пахнуть настоящей кожей.

Божественное чувство укомплектованности охватило их, и, как озарение, пришло понимание для чего и для кого они пришли в этот мир.

–А вдруг он прямо так и пойдет в нас? – восторженно зашептала Левая, трепеща от желания поскорее увидеть мир, в который их призвали.

–Не думаю, – сдержанно ответила Правая.

И их, действительно, снова положили в коробку. Из коробки их переложили в шкафчик для обуви.

Несколько раз в день рука открывала дверку и, выбрав какую-либо пару, чаще всего разношенные кроссовки или старые тапочки, исчезала. И каждый раз с ее появлением вздрагивала Левая и застывала Правая, но рука неизменно отбрасывала их в сторону.

Возвращаясь назад, счастливчики рассказывали о мире, раскинувшемся за

дверью, и притворно негодовали за невнимательность к ним хозяина. Кроссовки возмущались грязью, заляпавшей их, а сменявшие их тапочки вторили им, жалуясь на воду, промочившую их в ванной. Но за этими жалобами коричневые туфли слышали скрытую гордость тех, без которых не обойтись, и очень хорошо ее понимали: ведь со времени покупки их надевали всего пару раз.

Шли дни, месяцы, а может быть, и годы. Мир сузился до узенькой щели между дверцами шкафчика. Но наступил день, когда всех всполошило известие о появлении новой пары. Ее поставили возле двери и стали надевать чаще других.

–Ну почему не мы? – не унималась, все шептала про себя Левая.

–Ведь он сам нас выбирал, он даже заплатил за нас…

–Может быть, все дело в шнурках? – предположила Правая.

–В шнурках?! Но ведь у нас такой фасон! Мы так задуманы! – ужаснулась

Левая.