Хенрик подошёл к соседке и только тогда заметил, что у её ног сидит большая чёрная собака – он подумал тогда, что собака, разглядывать особо не стал. Ему было не до собаки, он пытался побороть парализующее смущение, усугублённое учительским видом соседки, и спокойно, вежливо, не заикаясь, расспросить её о новостях.
Сел рядом на лавку, как в прорубь ныряют; он-то сам никогда не нырял, но смотрел видео в интернете и понял, что многим бывает трудно решиться, но они всё равно ныряют, непонятно, правда, зачем. Вдохнул, выдохнул, заговорил, наверное, слишком тихо, но уж как получилось: «Добрый день, вы не знаете, что происходит в городе? Это, случайно, не новый локдаун? Я обычно читаю новости, но сегодня у меня с раннего утра интернета нет…» Про раннее утро ввернул нарочно, чтобы соседка не догадалась, что он спал почти до полудня, люди не любят тех, кто поздно встаёт.
Собирался продолжить, но осёкся под взглядом соседки, таким тяжёлым, словно она пришла его арестовать.
– Есть одна новость, – наконец сказала соседка. – Тебе, по идее, должна понравиться. Всё вышло, как ты хотел.
Пока Хенрик панически думал – а чего я хотел? Она-то откуда знает? И почему она ко мне на «ты» обратилась? Это значит, не уважает? Или наоборот, считает своим? – лежавшая у её ног чёрная собака сказала человеческим голосом, высоким и звонким, как у совсем юной девчонки:
– Поздравляем победителя Последней Мировой Лотереи! Кстати, маску можете снять, здесь нет полиции. Но если она вам нравится, можно и не снимать.
Хенрик во все глаза уставился на собаку и только тогда увидел, что никакая она не собака. Вообще не похожа. Скорее уж осьминог. То есть, не совсем осьминог, но если сравнивать это странное существо с чем-то хотя бы по картинкам знакомым, то всё-таки с осьминогами. По крайней мере, у говорящей штуковины были щупальца. Много щупалец. Гораздо больше, чем у настоящего осьминога. Их покрывал густой чёрный всклокоченный мех, примерно как у ньюфаундленда, только ещё длиннее. Из меха выглядывала небольшая голова, гладкая и блестящая, почти целиком состоящая из зубастой пасти. Причём пасть каким-то удивительным образом казалась гораздо больше, чем сама голова.
В сознании Хенрика одновременно возникли две взаимоисключающие идеи: «это всё-таки сон» и «мне конец». Попытался проснуться, но не проснулся; впрочем, в кошмарах так и положено. Даже с лавки едва привстал и тут же рухнул обратно. Ноги были как ватные, до сих пор с ним ничего подобного не случалось, только в книжках в детстве читал и считал, писатели выдумывают, преувеличивают. Но оказалось, нет.
– Да чего ты трясёшься, – раздражённо сказала женщина в красном. – Возьми себя в руки. Ты же мужчина, тебя, по идее, храбрым должны были воспитывать. У вас же ещё сохранилась эта традиция? По крайней мере, мне так говорили, я-то по здешним обычаям не специалист. Короче, давай, соберись, тем более, что бояться нечего, да и поздно. Жизнь закончилась, опасностей больше нет.
– Как – «закончилась»? – пролепетал Хенрик.
– Да так, взяла и закончилась. У всего на свете бывает конец. Ну и чего ты так вылупился? Нет, ты не покойник и не в… эй, как это у них называется? – обратилась она к осьминогу. – Представляешь, забыла опять!
– В раю! – подсказал тот. И подумав, добавил: – Или в аду.
– В аду, – эхом повторил Хенрик, который теперь был совершенно уверен, что умер. Во сне, например, от тромба. В интернете читал, так часто бывает: тромб, о котором ты даже не знал, отрывается, попадает в мозг, или в сердце, и всё, поминай как звали, мгновенная смерть. А от вакцины же тромбы бывают, – с ужасом вспомнил Хенрик. – Об этом все пишут, а я не верил. Думал, врут. Зачем я вообще сделал прививку? Мне же было не надо. Я работаю дома, всё покупаю по интернету, не хожу в рестораны. А теперь не исправить, всё, я умер. И попал к осьминогам в ад!
– Твоя персональная жизнь пока не закончилась, – устало, с типичным учительским отвращением к туповатому троечнику сказала женщина в красном. – Закончилась только жизнь человечества на Земле. Причём не абы как, а по твоему же сценарию. Все люди исчезли, а ты остался жить один, со всеми удобствами, как и хотел. Радоваться надо, а не закатывать нам истерику. Сбылись твои мечты!
Точно сон, – уже в который раз подумал Хенрик. Сидел во дворе на скамейке рядом с ужасным чудовищем и строгой училкой и повторял про себя: сон, сон, сон.
– Со всеми удобствами это вы молодец, – встряло ужасное чудовище, в смысле, меховой осьминог. – Хорошо придумали! По крайней мере, вам не придётся жечь мебель, чтобы сварить себе кофе, и делать на улице… – он замялся и продолжил с неуместной для адского головоногого моллюска деликатностью: – …те естественные для органических форм жизни, но интимные процедуры, ради которых люди изобрели туалет.
Упоминание туалета почему-то стало последней каплей. Хенрик внезапно утратил спасительную веру в то, что ему снится сон, и взвыл от горя и ужаса. Сам испугался кошмарного звука, который издал, и от этого взвыл ещё громче. Сидел на лавке рядом с жуткой тёткой-училкой и выл.