Сказки нового Хельхейма

Совершенно не удивился, когда первого сентября Кловский не пришёл в школу. И второго, и третьего. Вообще никогда не пришёл. Из какого-то необъяснимого суеверного опасения специально никого о нём не расспрашивал, как когда-то не спрашивал мать и родню про отца. Если подумать, не случилось ничего из ряда вон выходящего: переехал, снова школу сменил, вот и всё. А всё-таки странно, что о Кловском больше никто ни разу не вспомнил, даже друзья, которые всю последнюю четверть дрались с ним чуть ли не каждый день. Уже в самом конце десятого класса во время школьной генеральной уборки он помогал разбирать архивы в учительской, где хранились старые классные журналы за много лет, нашёл восьмой «Б» за нужный год, посмотрел, фамилии «Кловский» там не было, и в «А» тоже не было, и в «В», он на всякий случай все классы проверил, сам толком не понимая, зачем.

Короче, никакого Кловского не было, по крайней мере, в их школе такой не учился ни дня, но нос, сломанный в драке, навсегда остался слегка кривым. Анфас почти незаметно, зато два разных профиля, правый с обычным прямым, а левый с гордым орлиным носом; на самом деле, даже удачно вышло, все девчонки потом говорили, что ему очень идёт.

Овощебазу он грохнул не с горя, а, можно сказать, смеху ради. Сам от себя такого не ожидал. Ну, то есть, ему там работать, понятно, совсем не понравилось, нечему было нравиться – холодно, сыро, невыносимая вонь давным-давно сгнившей капусты, которую студенты и преподаватели должны были вместо занятий перебирать. Он тогда был первокурсником, обалдевшим и благодарным, что вот так запросто, с первой же попытки поступил на мехмат, страшно боялся, что его отчислят, увиливать, отмазываться и просто забивать, как у нормальных студентов принято, научился, конечно, но позже, потом, а пока ездил как миленький на эту каторгу; впрочем, туда даже преподы ездили как миленькие, правда, не столько работали, сколько курили у входа, но сам факт.

Словом, не ужас-ужас; то есть, вообще никакой не ужас, а – ну, работа, подумаешь. Вполне обычное дело, просто противно и лень. Но во время пятой, что ли, поездки, пока трясся в автобусе, стучал зубами в тоненькой старой куртке, прижавшись виском к по-зимнему ледяному стеклу, подумал тем самым как бы немного чужим спокойным внутренним голосом: вот было бы смеху, если бы овощебаза взяла, да исчезла! Как будто не было её никогда. Приезжаем, а от неё ни следа не осталось, даже пустого ангара, ни единого сгнившего кочана. Вот бы все охренели! Подумали бы, что сходят с ума. Нет, правда, пусть овощебаза исчезнет. Там холодно и вонища. Не хочу туда.

Думать об этом было смешно и приятно. И почему-то тепло. Так угрелся внутренним смехом, что не заметил, как задремал, а когда проснулся, автобус уже стоял в чистом поле. Ну, то есть, не прямо в поле, а на обочине пригородного шоссе возле какого-то полынью заросшего пустыря. Никто не вышел, все сидели на месте, переговаривались, посмеивались, только водитель автобуса бегал туда-сюда по дороге, наконец снова сел за руль, и поехали дальше, до какой-то – деревни? посёлка? как это правильно называется, «пэгэтэ»? – в общем, неважно, главное, там было почтовое отделение. Все вышли, курили, разминали затекшие ноги и спины, ходили туда-сюда, пока водитель куда-то звонил; с кем и о чём он говорил, неизвестно, но ругался так громко, что было слышно на улице. В итоге, велел всем садиться в автобус и отвёз их обратно, в универ, к центральному входу, откуда утром забрал. Собственно, утро ещё не закончилось, всего половина десятого, но ни лекций, ни работы в тот день так и не было, все разошлись по домам. На этом пытки овощами закончились, больше не ездили вместо занятий гнильё разбирать, а через год их отправили в колхоз на картошку, но это уже совсем другая история, там-то как раз была весёлая жизнь.

Он в итоге сам толком не понял, что тогда случилось с овощебазой – правда, что ли, просто взяла и исчезла?! И как, интересно, это смогли объяснить? Или в тот день просто вышла техническая накладка, водитель перепутал маршрут, привёз нас по неверному адресу, а потом уже было поздно ехать куда-то ещё? Отдельно странно, что однокурсники эту историю больше не вспоминали, хотя необычное же происшествие, есть что обсудить. Но нет, никто никогда не гадал, что это было, куда подевался ангар с капустой, не строил версий, не вызнавал в деканате подробности, и сам он разговоров об этом тоже не заводил.