А этот дом, – вспоминает Маша, – не хотел, чтобы в нём жили чужие; что хозяин сто лет назад умер, его не касается, возвращайте обратно, или пусть никто не живёт. Ладно бы просто был дом с привидениями, которые всех пугают, это нормально; на самом деле, даже отлично, нам бы таких побольше, их сейчас уже почти нет. А так люди просто жили в нём очень плохо, с каждым годом всё хуже, наполняясь его раздражением и тоской. Маша гладит кирпичную стену: как поживаешь, дружище? Конечно я ещё приду тебе спеть, только ночью, попозже, сейчас, сам видишь, вокруг народу полно.
Маша сворачивает в проходной двор, чтобы срезать путь и поскорее вернуться, она уже долго гуляет, а дома ждут отложенные дела. Обычно у Маши не бывает ни головокружений, ни, тем более, обмороков, но вот прямо сейчас темнеет в глазах и сладко кружится голова; Маше явственно кажется, что её приподняли за шиворот, как берут за шкирку кота, пронесли немного, буквально десяток метров, снова поставили, и кто-то шепнул, почти касаясь губами макушки: «Шии-шева, умница, ты пришла».
На кирпичной стене большими, почти в человеческий рост, кривыми, словно писал первоклассник, буквами написано слово «Миррта». Маша стоит и смотрит на стену. Голова больше не кружится, нет никаких голосов, но Маша сама откуда-то знает, что Миррта – её новое имя. И говорит: «Хорошо, спасибо, беру».
Dr. Consolatio Daemonum
– Снится в последнее время, – сказала Галина, – такое… – На этом месте она спохватилась, вспомнив, как ей самой бывает скучно слушать чужие рассказы про сны, мысленно перечеркнула подробный отчёт о причудливых помещениях, где была то студенткой, то лектором, то проходила рабочее собеседование, незаметно превращавшееся в супервизию, или наоборот, и решительно подытожила: – …всякая рабочая суета. Видимо, в качестве компенсации. Жалко, конечно, что пришлось выйти на пенсию. Без работы это уже не я.
– Так ты же сама говорила… – начала сестра.
– Что устала, и всё надоело? – подхватила Галина. – Забудь. Я врала. То есть, да, надоело до чёртиков, но не работа, а сраный он-лайн. Я от него устала. Мне люди нужны живыми. И я им нужна живая. Должен быть нормальный телесный контакт. То есть, я пациентов, конечно, не тискала; кстати, может быть зря. Но просто быть рядом – это работает. А по скайпу-хренайпу – ну, так. Но я не затем тебе про сны начала рассказывать, чтобы лишний раз пожаловаться. А потому что сегодня получилось смешно. Сперва я всю ночь во сне на работу устраивалась. Проходила какие-то бесконечные собеседования; почти ничего не помню, только что волновалась ужасно. А все вокруг были такие милые, меня успокаивали: «Галина Николаевна, мы вас давно знаем и высоко ценим, но у нас контингент очень сложный, нужно убедиться, что работа вам подойдёт». Чем кончилось дело, не помню, но когда проснулась и выглянула в окно, во дворе на снегу кто-то вытоптал огромную надпись: «Willkommen», – по-немецки, что отдельно смешно – ну, потому что отсылает к истокам… Нет, слушай, рассказываю, и сама чувствую, что звучит как полная ерунда. Но как переживание это было прекрасно и освежающе. Я спросонок даже сперва обрадовалась: ага, всё-таки принята! А уже потом сообразила, что собеседование мне только приснилось, и снова обрадовалась, потому что красивый же синхронизм.
– Я бы на твоём месте на работу вернулась, – вздохнула сестра.
– Так и я на своём вернулась бы, – развела руками Галина. – Да некуда мне возвращаться пока.