Сказки нового Хельхейма

– Как это – некуда? Специалистов сейчас отрывают с руками, всех подряд. Как с цепи сорвались, даже бывшие скептики. Не выдерживает стресса народ. Меня уже, будешь смеяться, наш начальник охраны осторожно расспрашивал, чем психолог отличается от психиатра, и к кому из них надо записываться, если с лета бессонница, и бесит буквально всё.

– Вот пусть сперва вся эта пакость закончится, – твёрдо сказала Галина. – Карантины, локдауны и прочая дрянь. Я человек старой школы. В скайпах и зумах от меня толку мало. Не могу просто так он-лайн щебетать.

* * *

Галина жила всего в трёх с половиной кварталах от дома сестры, но сегодня она нарочно свернула в другую сторону. Настроение от разговоров о работе предсказуемо испортилось, чтобы его исправить, самое верное средство – пройтись. Шла такими причудливыми загогулинами, что сама не заметила, как оказалась на пешеходке, где по случаю морозного вечера буднего дня было довольно пустынно. То есть, ходили, конечно, какие-то люди, но не толпа, из-за которой Галина обычно обходила пешеходку десятой дорогой. А сейчас ей там понравилось: пусто, светло, просторно, витрины украшены к Рождеству, кафе и рестораны работают, внутри даже кто-то сидит.

Кондитерская, где Галина не была с тех пор, как вышла на пенсию, тоже ещё работала; она сразу вспомнила, как раньше специально приходила сюда за шоколадными батончиками с тёмной, густой, пропитанной ромом начинкой, шоколад Галина не особо любила, но эти батончики – да. Зашла, батончики были на месте, купила на радостях сразу два и, немного поколебавшись, попросила налить ей глинтвейна на вынос, в картонный стакан, чтобы пить его на морозе, обжигаясь и бессмысленно дуя на крышку, посмеиваясь над собственной дуростью – именно то, что нужно сейчас!

На морозе у глинтвейна оказался вкус настоящего праздника, а что слабенький, так даже лучше, зачем мне квадратная голова, – думала Галина, оглядываясь по сторонам в поисках какой-нибудь скамейки, потому что если уж праздник, наслаждаться им надо с комфортом, а не на бегу.

Место сразу нашлось – стол и два стула, выставленные на улицу из соседнего ресторана для желающих покурить. Галина там отлично устроилась, сидела, пила понемногу глинтвейн, глазела по сторонам, ощущая себя почти настоящей туристкой, которой всё интересно и внове. Только сейчас поняла, как соскучилась по путешествиям. Интересно, я ещё поездить успею? Или на моём веку уже хорошо не будет? – привычно подумала она и привычно же себя оборвала: ладно, вот прямо сейчас мне отлично. Только это и важно. Будущее – просто умозрительная концепция. Объективно есть только «вот прямо сейчас».

Женщину в серебристом пуховике Галина заметила издалека – поди не заметь такую огромную, почти великаншу, которая под фонарным светом, как ледяная скульптура переливается и блестит. Сразу подумала: «попрошайка», – и сама удивилась: да ну, с чего я взяла? Для попрошайки слишком прилично одета. И явно не с чужого плеча. И, вроде бы, трезвая. Как минимум, не шатается, – говорила себе Галина, пока женщина к ней приближалась, умильно улыбаясь и всплескивая руками, словно знакомую встретила. Немолодая, очень высокая, толстая, пожалуй, слишком ярко накрашена, но, в общем, вполне обычная женщина, в городе много таких. Я-то зачем ей сдалась? Может, действительно обозналась? – неуверенно думала Галина. Мысли носились в её голове – разумные, суетливые, поверхностные, незначительные, они не могли заглушить неизвестно откуда взявшееся спокойное, ясное знание: ко мне приближается попрошайка. Таким ничего нельзя давать.

Толстуха в серебристом пуховике села на стул напротив. Сказала, заискивающе заглядывая в глаза:

– Вы так на подругу мою похожи. Её звали Лара… А вы, случайно, не Лара? Ну, хорошо, а то она умерла. Нас было четыре неразлучных подружки: я, Ларочка, Тома и Лена. Тома уехала в Польшу, нашла там работу, Лена вышла замуж в Германию, Ларочка умерла прошлой осенью, я осталась одна. А вы так на Лару похожи! Разволновалась я. Сигаретки у вас не найдётся?

– У меня есть сигареты, – честно ответила ей Галина. – Но вам я сигарету не дам. Вы бы вообще с этим делом завязывали.

– С каким? – растерялась толстуха.

– Просить, – объяснила Галина. – Сигареты, мелочь на кофе, неважно. Вы же удачу у людей забираете вместе с подарком. Вместо благодарности наказываете за доброту. Это нечестно. Добрым людям и так непросто живётся, куда им ещё бед добавлять. Жрёте вы чужую удачу – ладно, бывает, каждый выживает как может. Но придумайте способ забирать её у жадюг!

Говорила всё это, одновременно слушая себя как бы со стороны и ужасаясь: боже, я совсем спятила. Что я несу? И зачем? Ладно, может оно и неплохо. По крайней мере, уходить, не допив, не придётся, сама испугается, что с сумасшедшей связалась, и убежит.

Но толстуха в серебристом пуховике не сбежала от городской сумасшедшей, не возмутилась, даже не переспросила: «Вы это чего?» Губы её задрожали, лицо скривилось. Сказала почти беззвучно: