Сказки нового Хельхейма

– Да нечего тут обдумывать, – честно сказала Джини. – Понятно всё. Балкон шикарный и район мой любимый. Хоть сейчас могу подписать договор.

– Ну и хорошо, бля, – обрадовался старичок. – Па добра[5]. Олрайт!

Потом громила ещё добрых четверть часа извинялся, многословно объясняя, почему у них нет при себе ни договора, ни паспорта, ни других каких-то нужных бумаг, зато завтра в обед бумаги непременно появятся, и тогда они всё распрекрасно подпишут. Слушая его оправдания, Джини подумала скучным внутренним голосом, предназначенным для рациональных объяснений: да понятно всё, у них ещё куча просмотров назначена, с такой ценой могут себе позволить придирчиво выбирать жильцов. Хотела сказать на прощание что-нибудь прибавляющее ей очков, вроде: «Вы не беспокойтесь, у меня документы в полном порядке, вид на жительство совсем недавно продлила аж на пять лет», – или: «Я не буду шуметь и водить гостей», – или даже: «Если хотите, я могу заплатить вперёд за три месяца». Но вместо этого она почему-то спросила: «А гвозди в стены у вас забивать можно?» – и получив утвердительный ответ, удовлетворённо кивнула, словно генеральной миссией её жизни было вбить в чужие стены как можно больше гвоздей.

Попрощалась: «До завтра», – без особой надежды, что ей действительно перезвонят, и пошла к выходу.

– Извините, а как вас зовут? – спросил вслед вежливый громила.

– Джини, – сказала Джини. И, спохватившись, что не знакомится в баре с новым приятелем, а вступает в деловые (business, бля) отношения, поспешно добавила: – Это просто производная от «Евгении», меня папа так с детства зовёт.

– Югинка[6], бля! – непонятно, но жизнерадостно высказался старик.

– Очень приятно, – тепло улыбнулся громила. – Вы с моим братом, получается, тёзки. Он Юджин. А я – Михаил.

С братом, значит. С такой разницей в возрасте – брат?! Резвый какой у них был папаша. Или просто бессмертный? Точно, бессмертный и резвый. Как Зевс, например.

Попрощалась с Михаилом и Юджином, которых окрестила про себя Диоскурами, вышла из подъезда во двор, летом, вероятно, уютный, утопающий в зелени, а сейчас – ну, как всё и везде бесснежной зимой. В синих прозрачных сумерках, которые здесь в декабре считаются днём, трагически чернели голые ветки деревьев, мотылялись на зимнем ветру бельевые верёвки, где висело одинокое светло-серое полотенце, украшенное рельефными, как бы выдавленными в ткани буквами: «HOME HOME HOME HOME». В центре двора стоял ветхий как музейная мумия стол, окружённый разнокалиберными колченогими стульями, на одном сидела румяная толстуха в белом полушубке и ярком цыганском платке, курила, причём не простецкую сигарету, а трубку, как какой-нибудь кинематографический капитан. Приветливо взмахнула рукой, звонко крикнула:

– Добрый день!

Джини смутилась – наверное она меня с кем-нибудь перепутала? – но вежливо ответила:

– Добрый.

– Вы же из девятой, новенькая соседка? – спросила толстуха с трубкой.

– Пока ещё не соседка. Не знаю, чем дело закончится, – честно ответила Джини.

– Да отлично всё будет! – заверила её та. – Хозяйка у вас золотая. Я из третьей квартиры, Магда. Будем с вами дружить.

Это было как-то – ну, непривычно. Нормальные люди обычно так себя не ведут. «Будем дружить» в устах напористой незнакомки звучит почти угрожающе, но сейчас Джини даже обрадовалась. Сразу же видно, что отличная тётка. Может и правда подружимся, когда… если я буду здесь жить.

Уже на улице до неё дошло, что толстуха сказала: «хозяйка». А у меня-то хозяева, – думала Джини. – Диоскуры-бля. Два мужика. Значит тётка просто с кем-то меня перепутала. Может, в этом доме сразу две квартиры сдаются? Ладно, какая разница. Главное, она пообещала: «отлично всё будет». Это явно был добрый знак.

Подумав про добрый знак, сама удивилась, осознав, как сильно ей хочется жить в этом доме, дружить с соседями, весной развести цветы на балконе, пить там кофе, возможно, повесить гамак. Это я зря, – огорчилась Джини. – В делах, которые целиком зависят от чужих решений, есть только один способ остаться в сильной позиции: сохранять безразличие. Должно быть всё равно! Желания делают нас уязвимыми. Я это всё уже проходила, в последний раз буквально вот только что, этой весной. Спасибо, макнули мордой в счастливое детство, напомнили, как бывает, когда решения взрослых внезапно крушат твои планы, валяют песочные замки – сиди, хоти сколько влезет, не будет тебе ничего.

А с другой стороны, как же давно я ничего не хотела так сильно, всем сердцем, – думала Джини. – Уже почти забыла, как это здорово – волноваться, искать всюду добрые знаки, мечтать, как всё будет, если получится, авансом, заранее быть счастливой, словно мечты сбылись. Всё-таки желания воскрешают. Оно того стоит, даже если кончится пшиком. Хотеть – хорошо.