Сказки нового Хельхейма

Приободрившись, Джини вышла на улицу и вдруг заметила, что на первом этаже её дома расположено заведение с лаконичной вывеской – «Кафе». Надо же, – удивилась она, – до сих пор не заметила, что внизу есть кафе. Предположим, когда квартиру смотреть приходила и договор подписывала, волновалась. Но потом-то как пропустила? То ли я во двор с другой стороны заходила, – неуверенно подумала Джини, – то ли просто голодная не была. Ладно, сейчас-то заметила. Очень вовремя! Наверняка там есть пирожки.

Кафе явно работало, во всяком случае, внутри горел свет. Джини толкнула дверь, вошла и попала в настоящее олдскульное кафе позднесоветских времён – с бледно-жёлтыми кафельными стенами и высокими столиками, за которыми можно только стоять. Натурально чудом выживший анахронизм.

В моём детстве такие ещё попадались, – вспомнила Джини, озираясь по сторонам. – Но к началу нулевых их уже нигде не осталось; собственно, не то чтобы их было жаль. В тех кафе продавали мутный серый напиток, почему-то называвшийся «кофе», бутерброды с заветренным чем бог послал, иногда появлялась свежая выпечка, но смысл был не в этом, а в коньяке, разноцветных ликёрах, настойках и другой крепкой выпивке на разлив. И публика там была соответствующая, битые жизнью, но ещё не совсем пропащие, желающие культурно выпивать в помещении, условно умеренные алкаши.

Но в этом конкретном кафе было пусто. Естественно, сейчас везде пусто, сраный, из пальца высосанный карантин. Однако за прилавком тоже никого не было, и вот это, конечно, напрасно: в стеклянной витрине на картонных тарелках лежали аппетитные, тёплые даже на вид пирожки. Джини растерянно огляделась: эй, а бариста, бармен, буфетчица – или как они в подобных заведениях называются – где? Но вместо бариста-буфетчицы обнаружила только очередной анахронизм – примерно из той же эпохи, что жёлтый кафель и стойки, но из совсем иного пространства – ярко-красный музыкальный автомат. Джини не кидала в него монетку, вообще ничего не трогала, даже близко не подошла, только зачарованно смотрела на эту игрушку, но автомат, словно бы воскрешённый её вниманием, щёлкнул, пискнул, загудел и вдруг заиграл. Песню Джини узнала сразу, с первых аккордов – «Whisky Bar», но не в привычном исполнении Моррисона, а с женским вокалом, на её неискушённый слух, чуть ли не оперным[16]. Всё равно это было здорово – как старого друга семьи случайно на улице чужого города повстречать.

– Вы откуда тут взялись? Я вас не знаю, – сказал кто-то, Джини показалось, что над самым ухом, хотя рядом с ней никто не стоял. Голос был низкий и одновременно по-птичьи пронзительный, резкий, какими бывают только женские голоса. Музыкальный автомат булькнул, хрюкнул и умолк буквально на полуслове – на полуноте! Как подлиза-хорошист при виде учителя, пока не сказали: «давай дневник».

Обернувшись, Джини увидела, что за стеклянным прилавком возникла бариста, она же буфетчица. Но явно никакой не бармен. Невысокая, очень худая, но не хрупкая, а по-спортивному крепкая тётка с кудрявой седой шевелюрой и неожиданно молодым скуластым, таким же резким, как голос лицом. И без медицинской маски, или хоть какой-нибудь тряпки на подбородке, вот это совсем удивительно. Эту дрянь люди теперь даже на улицах носить обязаны под угрозой какого-то зверского штрафа, а в заведении общепита за такое нарушение хорошо если не сразу расстрел.

Тётка выглядела сердитой, и голос её звучал неприветливо, но встретившись с Джини глазами, она улыбнулась как-то даже обескураживающе тепло.

Джини невольно улыбнулась в ответ. И сказала:

– Конечно вы меня не знаете. Я здесь в первый раз. Только сегодня в этот дом переехала. И вдруг обнаружила, что у нас внизу есть кафе.

– Так вы новенькая соседка! – обрадовалась бариста-буфетчица. – Мне Юджин про вас говорил. Вы – его тёзка, верно? Я – Тома. Тоже живу в этом доме, в шестой квартире. Я почему так удивилась – была совершенно уверена, что заперла дверь, а ключи есть только у самых близких друзей.

– Ой, так у вас закрыто? – смутилась Джини. – Извините! Дверь не была заперта.

– Да не за что, – отмахнулась Тома. – Сама растяпа. Я не то что закрылась, просто выходила по делу. Но уже вернулась, как видите. И если хотите, могу вас накормить.

– А накормите, – кивнула Джини. – Я потому и зашла, что очень голодная, до магазина нет сил терпеть. С чем у вас пирожки?

– Пирожки с таком! – рассмеялась Тома. – Знаете такое выражение?

– Ни с чем? – неуверенно предположила Джини.

– Именно. А эти конкретные пирожки – вообще муляжи.

– Муляжи?!

– Ну да. Для привлечения внимания, как говорится. Чтобы было понятно, что здесь в принципе есть еда, а не только вода и пиво. Настоящая свежая выпечка в витрине мгновенно черствеет. Жалко! А сегодня я пирожки вообще не пекла. Зато у меня есть куриный бульон, огуречный салат и котлеты. Нести?

– Суп и котлеты навынос? – засомневалась Джини. – Не надо. Мне бы что-то такое, что можно съесть на бегу.

– Да зачем же навынос? – удивилась та. – Прямо здесь и садитесь. Поешьте спокойно. Я никуда не спешу.

– А разве можно? – изумилась Джини.