Сказки о мастерах

трети полка: почти тысяча солдат и шестнадцать офицеров остались там.

На Багратионовых флешах был убит французским ядром и граф Петр

Шереметьев, мой лучший друг, единственный. Второго такого не было и

не будет… За полтора часа мы выдержали три атаки французов. Потом

они нас всё-таки вышибли. Отступив к Семёновской, я выстроил остатки

полка рядом с Измаиловцами.

Французы снова атаковали, пока темнота не разделила нас…

201

Пришёл приказ на ретираду. Наш полк, счётом менее батальона, шел

в колонне своей, третьей дивизии.

По приказу Кутузова армия, отступив через Москву, пришла в

Тарутинский лагерь. Мы получили пополнение, солдат и офицеров.

Надобно было их учить. Но вскоре, по рекомендации генерала

Коновницина, мне была поручена дивизия и присвоен чин генерал-

майора. В октябре, оставив Москву, Бонопарт двинулся обратно. А нам

довелось гнать его из России, добивая остатки Великой Армии.

В Минске, только я осмотрел расположение полков и отдал необхо-

димые распоряжения (очень трудно было с провиантом и фуражом),

подошел ко мне наш лекарь и сказал, что французы оставили в Возне-

сенской церкви госпиталь. Там лежит раненый полковник. Он очень

плох и просит разыскать ксендза, или хоть какого поляка. Помирает.

В церкви раненые лежали на полу, на соломе. Было очень холодно. Я

приказал протопить. У алтаря, в углу, лежал старик, обросший седой

бородой, и бредил по-польски. Я взял у солдата фонарь, наклонился и с

трудом узнал в этом грязном старике щёголя и франта, князя Ксаверия

Радзивилла. Он уже ничего не слышал.

- Гангрена, – сказал лекарь.

- Дайте ему опия, чтоб не мучался, – ответил я, и пошел прочь.

Когда-то я ненавидел князя всеми силами души…

Первую передышку Армия получила в Вильне. В воскресное утро

шел я мимо костёла Святой Анны. Захотелось зайти. Уже много лет я не

был в польском костёле. Там было тихо и малолюдно. Шла служба.

Ксендз зазвонил в колокольчик. Я склонил колени и помолился за

близких. За Анджея и Анну, за племянников и племянниц, да хранит их

всех Матка Боска в сии грозные годы.

А потом помолился и за Еву. Дай ей Боже здоровья и счастья, а я зла

не помню. Простил.

Женщина в черном, приняв причастие, вошла в мой ряд и опустилась

на колени. За густой черной вуалью я лица не видел. Но что-то до боли

знакомое показалось мне в её фигуре. Заныло сердце. Неужели Ева?

Она!

В тот день мы просидели с нею и проговорили допоздна. Жизнь не

сложилась у обоих. Встреча наша не могла быть случайной. Это был

знак свыше!

- Послушай, Ева! Хватит нам мыкаться поодиночке. Давай жить вместе!

Она наклонила головку: - Я буду тебе доброй женой.

На другой день мы обвенчались в соборе Святой Анны. И это был

самый счастливый день в моей жизни.

202

XII

Женский почерк

Морис Монбрен был гусар, гасконец и дамский угодник. Говорил он

весьма красноречиво. Красивые речи я пропускала мимо ушей, но

видела, что он в самом деле любит меня. Нужно было превратить сию

горячую страсть в прочное чувство нежной привязанности и заботы.

Страсть проходит, а привязанность и нежность, перейдя в привычку,

становятся частью натуры. Чтобы сохранить их, должно баловать муж-

чину не частыми, но явными знаками внимания.

С уверенностью могу сказать, что за четыре года, прожитые нами

вместе, этот красавец и волокита не только ни разу не изменял мне, но

даже и не думал о подобном. Постепенно и я к нему привязалась.

Генерал имел жену и троих детей. Он хотел немедленно развестись, и

жениться на мне. Я его отговорила. Мне было удобнее остаться графи-

ней Розен унд Розенгейм, вдовой полковника Апостола, чем в недалёком

будущем стать вдовой генерала Монбрена, или женой отставного

генерала Монбрена. В том, что Великая Империя долго не продержится,

я была уверена. К тому же развод существенно повредил бы карьере

Мориса.

Его дивизия была расквартирована возле Фонтенбло. Я купила там

хороший дом с садом. Раз в неделю Морис отправлялся в Париж, к

семье. Я совершенно не ревновала его к жене.

Грянула ожидаемая война с Австрией. В битве под Ваграмом дивизия

Мориса, в составе корпуса Дезе, отчаянной атакой прорвала центр Авс-

трийской армии и вырвала у врага, казалось, близкую победу. Император

щедро наградил всех, и Мориса в числе первых.

Вернувшись домой, Морис сидел у камина мрачный, с бутылкой

коньяка и ворчал: - Худо дело, Ева… Мы научили их воевать!

Австрияков не узнать. Они дрались почти как русские. Те-то всегда

стоят до последнего… Когда они поймут, что проигранная битва ещё не

проигранная компания, они начнут нас бить… Не хотел бы я дожить до

этого.

В Испанской кампании дивизия Монбрена не участвовала. Морис

откровенно радовался этому. Он устал воевать.

А Великому Бонапарту всё было мало славы и крови. Он планировал

новую войну с Россией, и летом двенадцатого года она началась.